«На карте будущего IT Ульяновского региона нет!» На какие вопросы ответит конференция «Стачка – 2019»

Одним из самых ожидаемых событий наступившей весны для ульяновцев станет IT-конференция «Стачка». Организаторы волнуются, составляют списки именитых спикеров, продают билеты, придумывают программы туров и планируют ничего не забыть. Судя по опыту прошлых лет, на конференцию в Ульяновск приедет более 5 тысяч человек – из Казани и Самары, Москвы и Петербурга, Симферополя и Днепра, Твери и Новосибирска… Только вот не разочарует ли их двухдневное действо? Не слишком ли традиционной стала «Стачка», которая семь лет назад просто взорвала российское IT-сообщество и до сих пор не имеет аналогов?

О главных проблемах значительного городского события мы поговорили с его организаторами. Вместо непринуждённой беседы получился настоящий спор, который я оформляю как драму. И это неслучайно: «Стачка» не должна быть унылой и обыденной, она подразумевает напор, креатив и новые идеи, которых с годами становится всё меньше.

В споре участвовали:

Камиль Калимуллин – руководитель компании AdvantShop, евангелист «Стачки»

Валерий Костин – генеральный директор Ассоциации развития информационных технологий, учредителя «Стачки»

 Александр Павлов – социальный антрополог, эксперт фонда «Хамовники»

«Мы начали бояться, что придёт столько людей, что их не вместит зал»

Валерий Костин: «Стачка» родилась в 2012 году, и это был своеобразный глоток свежего воздуха, свежих знаний. Тогда их источником были только специалисты, и они с радостью приезжали в Ульяновск, делились своими идеями, так возникла уникальная атмосфера «Стачки».

Камиль Калимуллин:  В 2012 году мы не ставили никаких целей. Задача у нас была достаточно простая: мы подумали, что было бы неплохо собраться и какие-то темы пообсуждать. Мы позвали своих друзей, хороших знакомых, это компании, которые всегда работали не на Ульяновск, а на Москву или федеральный уровень и шире. У нас тогда были ожидания, что придёт 100-200 человек. Мы договорились с Дворцом пионеров, где зал рассчитан на 300 мест. Мероприятие было бесплатным, можно было прийти просто по регистрации. Примерно через месяц мы поняли, что зарегистрировалась тысяча человек! Тогда мы начали бояться, что придёт столько людей, что их не вместит зал. Нам сказали, что максимальное количество — 700 человек, мы дождались, когда зарегистрируется 1,5 тысячи, и остановили регистрацию. Есть люди, которые на первую «Стачку» просто не попали. Они нам звонили, говорили, что хотят прийти, но мы были вынуждены им отказать. В тот момент мы поняли, что мероприятие востребованное, люди действительно хотят пообщаться, услышать что-то новое. Первый опыт оказался успешным. Всем понравилось, есть фотографии с первой «Стачки»: зал забит битком, хоть тогда не работал звук, во второй день отключили свет в 4 часа. Всё было против, но люди приходили, оставались, слушали, общались. Нам рассказывали, что  в близлежащих кафе за час смели всю еду.

Мы обсуждали, как назвать мероприятие, подумали, что останавливаем движение, была близка ленинская тема… Так родилось название. В первый год мы даже не ожидали, что будет настолько востребовано. Нам казалось, что айтишники — это ребята, которые сидят за компами и в клавиатуру пальцами тычут. Оказалось, что их в Ульяновске достаточно много, им всё это интересно, а до этого им некуда было сходить, не с кем пообщаться. «Стачка» стала для них такой точкой, и это было 7 лет назад…

Корр.: Полторы тысячи участников тогда были в основном из Ульяновска?

Камиль Калимуллин: Оказалось, что не только из Ульяновска, приезжали из других регионов,  их было не так много, человек 100. Но мы тогда вообще не анонсировали её, она планировалась как ульяновское мероприятие. Приехали только ребята из Самары, Казани и некоторых других регионов. Это были друзья друзей тех, кто пришёл на «Стачку», те, кто уже ездил на подобные мероприятия, например, на «404 Fest».

Валерий Костин: «Стачка» — всегда душевная и комфортная конференция, куда уже традиционно приезжают в апреле. Москвичи шутят, что они у себя не видятся, а пообщаться приезжают в Ульяновск. Получился такой удобный формат, представители столичных компаний приезжают из своей суеты в регион, мы им помогаем, встречаем. Я знаю, что здесь действительно можно найти партнёров, иногда даже кажется, что приезжают, чтобы найти нужных людей. Во время «Стачки» бары и рестораны города просто забиты посетителями, которые продолжают общение в неформальной обстановке.

Камиль Калимуллин:  Удивительно, что в Поволжье очень мало конференций, таких, как наша. Да, их много в Москве, там почти каждый день можно ходить на конференции, а региональных событий, которые касаются узко специализированных вещей, очень мало.

Александр Павлов:  Тем не менее, уже на третий год «Стачка» стала крупной региональной конференцией в сфере IT и одной из крупнейших IT-конференций, которые проводятся в России. На «Стачку» люди съезжаются, в другие места — нет. Пытались делать что-то подобное в Екатеринбурге, в Уфе в 2014 году, в Казани, в Самаре, там столько людей собрать не удалось.

«В 2012 году была некая  единица информации,  к 2018 году стало 400 единиц: дефицит информации превратился в её избыток»

Корр.: А в чём секрет Ульяновска?

Александр Павлов:  Секрет в том, что изначально угадали с форматом и с тематикой. Камиль часто вспоминает историю, когда люди просто открывали для себя новое. Дефицит знания был.

Камиль Калимуллин: История такая: мы позвали Кирилла Мокевнина, это основатель компании «Хекслет», обучает программированию очень большую массу людей, у него 100 тысяч последователей по всему миру. Кирилл  работал в Skype, они строили большие проекты, потом он в других крупных компаниях работал, занимался видеостримингом. На встречу с ним пришли ребята из ульяновского сообщества, где все считали себя гуру разработки. А он показал им, насколько они некомпетентны. И они поняли, что у них бэкграунд низкий, и начали тянуться за этим. Кирилл — настоящий лидер, и большую часть «Стачки» он сделал при её становлении.

Александр Павлов: Это показатель того, что на тот момент действительно был дефицит знания. Если посмотреть количество всяких онлайн-курсов по программированию, разработке и IТ вообще, мы увидим, что там экспоненциальная зависимость от времени. Грубо говоря, если в 2012 году была некая  единица информации,  к 2018 году стало 400 единиц. Дефицит информации превратился в её избыток. Соответственно, вопрос качественно нового знания в формате личного общения стоит в достаточно узких темах, а в целом эту историю с Кириллом  сейчас не повторить. Во-первых, тот же Кирилл запустил свои курсы, во-вторых, появилась масса контента по тем же темам, этот контент растёт каждый год в 10 раз. «Стачка» условно 2013 года была не настолько сегментирована, как сейчас. По общим подходам к разработке готовы были послушать почти все, разработчики, девелоперы.

Валерий Костин: Сейчас у нас 23 секции, и мы многое даже не охватываем. Но осталась потребность в личностном общении, потому что айтишники обучаются в процессе общения с теми, кто на ступеньку выше, то есть их фактически люди, стоящие на ступеньку выше, туда затаскивают, заряжают, подают пример. Нетворкинг — это способ роста в IT, никогда никто не читает толстые учебники, чтобы стать специалистом, всё происходит в общении с людьми, которые уже преодолели и стали выше: «джуниоры» должны общаться с «миддлами», «миддлы» — с «сениорами», и это важным остаётся для айтишников.

«Ульяновск – родина российского интернета»

Валерий Костин: Вы знаете, что у нашего региона очень серьёзные корни в IT? Мы общались с Вячеславом Валентиновичем Алексейчиком, он у нас будет одним из спикеров «Стачки». В 1976 году первая в СССР интернет-связь состоялась между Ульяновском и Москвой. Российский интернет появился в Ульяновске! Вячеслав Валентинович всегда очень осторожничает, когда это рассказывает, говорит: ну нет, это Москва… Я спрашиваю: из Москвы в Ульяновск? — Да. — Вы делали? — Я был только руководителем ульяновского коллектива. В 1960-х годах в Советском Союзе делали легендарные вычислительные машины БЭСМ-2. Они делались в Ульяновске, на заводе им. Володарского. Для чего использовались эти машины? Ракеты, летя, через каждые 250 метров сбрасывали сигнал — телеметрию, её нужно было расшифровать. Она по телеграфным проводам поступала, это делали люди. После того, как появилась БЭСМ-2, это стала делать вычислительная машина. Это был прорыв! Во время полёта Юрия Гагарина ульяновские машины обслуживали телеметрию. Потом в другом месте их начали производить, но долгое время Ульяновск был лидером.

Александр Павлов: Здесь есть определённый мостик между прошлым и будущим: архитектура этой БЭСМ качественно отличается от современных компьютеров — это же были ламповые машины. Там было, например, устройство, помогающее неисправности определять на слух. Были специальные слухачи, которые определяли неисправности: стоит машина, её надо отправить заказчику, такой слухач подходил и слушал. То, что сейчас говорят про квантовые вычисления, тогда уже было реализовано, но не называлось так. Это был 1962 год. Уже тогда использовали нечёткую логику: фронт нарастания тока в лампе нарастает и если в какой-то момент его снимать, можно получать разные значения. Это был совершенно другой алгоритмический  и архитектурный подход по отношению к тому, что стало развиваться с появлением  Amiga, IBM PC и всех прочих архитектур: архитектура 8086, архитектура Amiga и архитектура Commodore, которые появились в первых массовых настольных компьютерах, они были качественно другими. Это всё продолжалось у нас в СССР до начала 1980-х, когда потихоньку стало сходить на нет.

Была интересная история: есть такой  вуз МГТУ Станкин, там поставили такой вопрос, почему наши тяжёлые уникальные станки, которые на УЗТС производят, обладают такой большой массой. И стало известно: точность обработки деталей в наших станках обеспечивают одним способом — увеличением массоёмкости. То есть там, где иностранный станок обеспечивает нужную точность за счёт кинематики и сложных расчётов, наш работает за счёт массы чугуна. Там разница в сотни раз — 300 кг и 30 тонн! Встал вопрос, как бы нам так сделать, чтобы мы не отставали от запада. И тогда был принят курс на архитектуру нового, и в 1981 году в Станкине уже поставили западный суперЭВМ и с этого начались поставки мейнфреймов IBM. А наша отечественная школа, на самом деле, выросла на копировании — это шло с немецких разработчиков. Но потом на базе неё появилась собственная школа, которая в Ульяновске развивалась, в том числе и на Володарке, но к 1980-м она оказалась убитой. Именно тем, что равнялись на западные тренды. В чистом виде то, что и сейчас происходит. Только тогда были кибернетики, которые рисовали графики и показывали: вот смотрите, будущее-то за этим, на западе так делают, поэтому давайте мы наше все выкинем, привезём мейнфреймы и будем считать. И после этого вся школа сошла на нет, хотя её представители остались.

Валерий Костин: Родина вычислительных машин в Советском Союзе — это Ульяновск. Следующий момент — первая система управление базами данных. Дизассемблирование и последующее копирование западного решения было сделано в Ульяновске. То есть Ульяновск — это родина интернета, родина первой системы управления базами данных в СССР. Третий момент — это архитектурный принцип, то, чем славна компания IBM. Можно привести пример, как раньше строили сёла: построили улицу, потом возникла необходимость построить ещё одну — от огородов отмерили, сделали другую и так далее. Опирались на то, что есть. Здесь совершенно другой принцип — сразу есть какой-то генплан. Он впервые был здесь, в Ульяновске, применён Вячеславом Алексейчиком, ставшим генеральным конструктором автоматизированной системы управления силами Военно-морского флота СССР и лауреатом Ленинской Премии. А через предприятие, где это и многое другое делалось, — НПО «Марс» — за годы его существования прошло уже более 25 тысяч специалистов высокого профиля. Считайте, «айтишников». Ульяновск знаменателен ещё и тем, что один из первых факультетов информационных систем и технологий в России был открыт в Ульяновске, в конце 1990-х, на базе специальности ЭВМ радиотехнического факультета политеха. И в 2000-х годах первые выпускники ФИСТ уже создавали свои IT-компании. Многие говорят, что в Ульяновске IT началось с Руслана Фазлыева (российский технологический предприниматель, член Экспертного совета по развитию отрасли информационных технологий Министерства связи и массовых коммуникаций РФ, создатель X-Cart и Ecwid, платформ для электронной коммерции – прим. ред.), который показал, что можно самому организовать успешную IT-компанию, и на его примере выросло молодое поколение. Но если разобраться в теме, предпосылки этому появились много раньше.

Александр Павлов: Совершенно никто не знает такую историю,  что у нас вышло с ПКБ АСУ. Это должен был быть центр микроэлектроники всесоюзного уровня, его не достроили, потом обанкротили. Земли под цеха планировались между Сельдью и Московским шоссе, весь этот кусок — это должны были быть цеха центра микроэлектроники. Штат набрали, и они понаделали датчиков — в первую очередь, для космоса и авиации. Все считают, что ПКБ АСУ развалилось, площади посдавали в аренду и всё. При этом выяснилось, что у нас более 10 контор, которые до сих пор клепают эти датчики и продают на американский рынок. В одну из них я даже пытался на работу устроиться лет 20 назад. Они тогда делали тонкоплёночные покрытия, всё, что сейчас говорится про нанотехнологии, было уже тогда. У них самодельная установка стояла в частном доме, и они с 1990-х годов датчики с тонкоплёночными покрытиями продают за рубеж очень успешно, а про них никто знать не знает.

Ещё хочу добавить про БЭСМ. Аналоговые машинки гораздо ближе к теме искусственного интеллекта, чем нейросеть. Простая аналогия: чтобы измерить ширину дороги, берём цифровую модель, разбиваем на участки, на одинаковые кусочки, высчитываем у них середину, этот участок дробим… Это обычный алгоритм. Но есть аналоговый способ: берём вдвоём верёвку, натягиваем, потом её пополам складываем — вот вам середина дороги. И здесь ровно такая же история была: алгоритмы, основанные на БЭСМ, во многом были аналоговыми. Когда поступал сигнал положения условного спутника, они его в цифровой форме не обрабатывали. Там не было digital, но это работало и работало быстро: нечего оцифровывать, нечего считать. Именно этим было обеспечено то быстродействие, которое сейчас обеспечивается суперкомпьютерами. У БЭСМ, по нынешним меркам, характеристики просто смешные — оперативная память и так далее. Что там, байты какие-то? Эта технология ближе к чему-то, соответствующему аналоговому мышлению, человек же не диджитально мыслит, там сложная электрохимия.

Корр.: В прошлом году я на «Стачке» общалась с Анатолием Вассерманом и он сказал: «Мир никогда не будет готов к цифровой экономике, пока люди остаются аналоговыми устройствами, пока нам нужны реальные туфли и реальное мясо, а не изображение туфель и мяса на экране».

Александр Павлов: Фронтальная лоботомия вопрос решает…

«На  карте будущего Ульяновского региона нет!»

Александр Павлов: Но ключевым моментом остаётся увеличение сегментации, которое связано с увеличением специализаций. Грубо говоря, если вспомнить начало 2000-х, мы же были все фулстек-разработчиками, и могли ещё и картридж заправить. Мы с Камилем баннеры рекламные вешали, картриджи заправляли, 1С интегрировали, сайты пилили — и швец, и жнец, и на дуде игрец. Потом-то вся специализация по мере развития происходила, и явно выраженный тренд на неё прослеживается с 2014-2015 года. В том числе — и по увеличению секций на «Стачке». Соответственно, возникает вопрос: любая ли сегментация должна приводить к качественному скачку. Чтобы выяснить это, Валера проводил исследования…

Валерий Костин: Не Валера, а IT-сообщество проводило исследования. В 2012 году ребята собрались и стали думать, как же дальше экосистему выстраивать. К научно-исследовательской работе подключились все: и IT-компании, и специалисты Ульяновского технического университета, и многие другие. Составили стратегию развития отрасли. В 2018 году эту работу повторили. Через Фонд развития информационных технологий были выделены средства областным правительством, было проведено грандиозное социологическое исследование, в нём приняли участие школьники, студенты, их родители, учителя информатики, специалисты… Выясняли мотивы прихода в IT и многое другое. Кстати, существенно возросла доля школьников, которые готовы связать свою жизнь с IT — с 19 до 36%. Но помимо социологии ещё один серьёзный момент был связан с технологиями. Есть исследования, которые озвучивались на международных форумах. Считается, что западные учёные  карту будущего начертили, и технологии на ней такие, с которыми ульяновские компании не работают. То есть, если мы говорим, что в 2000-х годах грядки, которые возделывали ульяновские компании, были на пике (web — у нас есть шикарные компании, которые до сих пор считаются лучшими в стране по сайтам; e-commerce — наши компании делают интернет-магазины, которые занимают существенную долю интернет-магазинов на мировом рынке), то сейчас нужно совсем другое! Big data, вещи, связанные с роботами… Получается, что на  карте будущего Ульяновского региона нет. Вопрос: а почему тогда реальная индустрия не работает так. В принципе, одно дело — научный взгляд, другое — реальная жизнь. В реальной жизни большие данные, искусственный интеллект — где? Рынка нет или что? Это важно для региона. С чем связано будущее IT, предпринимать нам сейчас что-то или нет? Вот интернет-магазины умрут, будет единый интегратор какой-то, который просто сведёт на нет все компании, которые занимаются сейчас e-commerce.

Александр Павлов: Это философские вопросы. Здесь можно отметить такой момент: в 2012, 2013, 2014 годах технологии интересовали владельцев компаний, людей, которые тренды определяют. Сейчас этих людей что интересует — где коттедж построить и как бы жить в Таиланде, чтобы не вникать в ход бизнеса. Все выросли — им 35-40 лет — это наше поколение, мы все вместе с политехе учились. Эти риски, про которые Валера говорит, по мне, так это вообще не риски. Все разговоры про big data, искусственный интеллект и так далее, которые приходят к нам с запада, это же просто продолжение неких трендов, которые идут в будущее. То есть мы берём  и экстраполируем нынешнюю ситуацию на будущее. Но на деле, далеко не факт, что такие изменения будут. Весь опыт истории показывает, что прямое визионерство, пролонгирование трендов почти никогда не работает. По мне, тренды высосаны из пальца для того, чтобы в это вливали деньги. На этом мировая экономика построена, и вся философия постиндустриального общества, информатизация, искусственный интеллект, нанотехнологии — вся эта модная риторика фактически монетизируется. Чем больше модной риторики, тем больше пролонгируется эта экономическая модель. А реально ли это будет работать, мы пока не знаем, этим никто не занимался, в это никто не вникал. И вот проводятся исследования, про которые Валера начал говорить. Есть график из World Economic Forum 2017, там вот эта вся история, на которую АСИ (Агентство стратегических инициатив – прим. ред.) любит показывать. И  там видно, что web-разработка, digital находятся на спаде, а big data, искусственный интеллект — на подъёме. Соответственно, то, что присутствует у нас, и то, что обозначено как тренды будущего, не пересекается. Отсюда делается вывод, в том числе и политех это делает, что что-то мы прошляпили. А прошляпили ли — это большой вопрос. Может, это дутый пузырь?

Камиль Калимуллин: Я на это смотрю с другой стороны. У меня уже третий ребёнок родился, у Саши — второй, у Валеры тоже двое. Я понимаю, что есть цикл развития. Понятно, мы уже опытные, что-то понимаем, а по сути, новую экономику не нам строить. И у людей,  которые приходят за нами, должно формироваться новое мышление. Чем больше мы будем их зомбировать технологиями, тем, на самом деле, хуже. К примеру, своему 5-летнему сыну я сейчас HTML буду объяснять. Мне кажется, это плохо, потому что завтра будет не HTML, а XML 5.0 какой-нибудь. Мне кажется, важно именно мышление. А когда оно появляется? Когда дети или взрослые задаются вопросами и пытаются найти на них ответы. Когда же ответ очевиден, это не поиск, а какой-то зомбирование, технократия получается. Я вижу целью «Стачки» именно вот это — нетворкинг, общение, чтобы люди сами находили новые знания, создавали такую среду, в которой они выработают то, что будет работать. Нам говорят про интернет вещей. 5 лет назад Надежда Глебовна (Ярушкина, первый проректор — проректор по научной работе УлГТУ— прим. ред.) говорила, что же вы не идёте в интернет вещей. Но все компании, которые занимаются реальным бизнесом, не видят этого рынка. Поймите, люди, которые работают с технологиями, они на пальцах чувствуют, куда нужно вкладываться. В облачные технологии многие не верили, например, мы занимались разработкой, люди крутили пальцем у виска. Потом только появились эти облачные тренды… Мне кажется, вся эта риторика — от лукавого. Типа, есть какая-то там путеводная звезда, которой нужно следовать. На самом деле, всё получается наоборот: есть такая фотка Microsoft 1985 года, там такие бородатые чуваки и подпись «А вы вложитесь в эту компанию или нет?». А хрен его знает! Ребята занимались тем, что им интересно, Биллу Гейтсу реально очень нравилось программировать. Мы так же действуем. Я знаю ребят здесь, в Ульяновске, которые младше нас на 10 лет, но они занимаются этим не потому, что это трендово и офигенно, а потому, что у них есть своё видение. Я считаю, что основа развития в этом — люди пытаются ответить на новые и новые вопросы, а эти ответы приложить и сделать что-то нужное людям. У нас 7 лет назад не было никаких вещей про микроэлектронику, мы попробовали внедрить, какая-то аудитория пришла, но она  не массовая. В прошлом году на «Стачке» провели секцию по искусственному интеллекту, тоже людей собрали. Я помню, я поступил в УлГТУ в 1998 году, а в 2000-ом мне Надежда Глебовна это всё читала на лекциях: нейронные сети, перцептроны и т. д. Прошло уже 20 лет! Очень много модного, сверху нанесённого на то, что давно известно. Оно просто переупаковывается под новые технологии, даёт какую-то новую ценность, но почему-то это пытаются абсолютизировать. По сути, если говорить про базовые вещи, мало что исследуется.

Валерий Костин: Это с одной стороны. А с другой, если это новое придёт, а по всему видно, что придёт, то на обочине окажутся все те, кто сейчас был уверен, что нет ничего нового. Изменения приходят и перекраивают картину, и было бы неосмотрительно их не учитывать.

Александр Павлов: Вопрос в том, что все эти тренды, которые сверху идут, действительно переупакованы, и качественного скачка в них не заложено в принципе. Я смотрю на них как на тупиковые вещи. Но самая большая проблема в том, что мы не знаем, что за ними. Это достаточно уникальная ситуация, связанная, на мой взгляд, с близостью какого-то качественного скачка.  Как развивается эта история? Так же, как развивалось книгопечатание. Появилась технология книгопечатания: сначала ручной станок, потом фабричный, взяли старые форматы с берестяных грамот, летописей и перенесли их в печатные формы. То есть технология просто взяла старый формат и превратила в новый продукт. А потом сама технология стала играть главенствующую роль. Если аналогию провести: web как платформа. И здесь книгопечатание как платформа — стали появляться журналы,  порнография печатная, а самое главное — художественная литература, её же не было до этого. А тут стало можно печатать то, что ты выдумал. И здесь такая же аналогия: сама технология стала платформой, на её базе развились новые форматы, которых до этого не было. Но после этого далеко не факт, что идёт дальнейшее развитие. Вслед за книгопечатанием появилась электронная история, где часть форматов переехала, часть — не переехала. И то же самое с e-commerce — это прямо ощущается, что-то качественно новое должно появляться, но в этом ореоле новых технологий не факт, что это есть.

Валерий Костин: Но это общий вектор! Это не означает, что на секциях мы будем все как один думать про будущее  e-commerce. У нас просто доклады станут более открытыми, в каждом докладе, я надеюсь, появится вопрос и предмет для обсуждения. Это не будет просто вещание спикера, будет вовлечённость большая. Мы так хотим сделать. Естественно, «Стачка» будет меняться постепенно. В этом году формат какой-то части изменим, будем обсуждать будущее IT- образования. Всех волнует вопрос кадров, мы хотим его обсуждать в таком формате на главной сцене. Почему все занимаются кадрами, а их больше не становится? Онлайн-образование будет или не онлайн? Многие голосуют за онлайн, другие же говорят, что этого не надо, надо учить, глядя глаза в глаза, и то не с каждым получится. Будут рассматривать более злободневные, волнующие вопросы.

 «Тот, кто знает только одну технологию, использует её как топор, которым он рубит дерево»

Александр Павлов: История про секции — это же ремесленническая история. Допустим, пришёл чувак, который на чём-то пишет, у него строчка в резюме «пишу на Java», это, по большому счёту, смешно. Почему он Java-программист, а не просто программист? Он знает одну технологию, это его топор, которым он рубит дерево. И вот все пришли и стали говорить про топор — как его лучше заточить, как его лучше покрасить, как изолентой ручку обмотать, чтобы удобнее было рубить… А что ты рубишь?

Валерий Костин: Рядом секция копьеносцев, они про копьё рассуждают. Back-end и front-end в разных залах…

Александр Павлов: Да, да. Между ними возникает только спор, чем лучше дерево рубить: копьём или топором. Но не возникает вопроса, что они рубят, может, ты вообще не дерево рубишь… Очень во многом эта история, когда люди до узкой специализации могли впитывать широкий фронт, представляет не сферу IT как таковую, а просто взаимодействие с информацией, она же отчасти ушла… Стала необходима узкая специализация — это видно по вакансиям. Условно говоря, ты должен владеть стамеской, рубанком, молотком и гвоздодёром, а что делать — мы тебе скажем. Тебе не надо этого знать. Бери стамеску и долби деревяшку с рассвета до обеда. Это не совсем здраво…

Валерий Костин: Александр ведёт к тому, что эта таксономия, названия секций возникли, исходя из кадровых потребностей. Нужен компании SEO-шник, у нас есть секция SEO, нужен back-end’ер, вот секция back-end и так далее. Александр говорит о том, что это ущербная классификация и вообще конференция, так?

Александр Павлов: Нет, я ни в чём не обвиняю, сейчас-то она, может быть, не ущербная, но вот через год-два она такой однозначно станет. И мы не знаем, к чему надо переходить, в этом и основная проблема. Если бы мы знали, к чему надо переходить, нафига нам конференция. Сразу бы сказали: нужны квантовые инженеры, вот у нас секция по квантовой инженерии, нет квантовых инженеров, выпишем их. Когда любой тренд появляется, сразу появляются люди, которые говорят: мы предвестники апокалипсиса этого. Нужны квантовые вычисления? Сразу появляется 25 экспертов по квантовым вычислениям! Просто из ниоткуда: один слышал слово «квант», второй знает, что такое ядерная физика, видел обложку учебника, всё, эксперт, квантовый инженер. Когда это до технологии дойдёт? Лет через 15-20 условно. Когда нужен будет не просто квантовый инженер, а специалист по перекладыванию атомов. Пожалуйста, вот специалист по перекладыванию атомов пинцетом! Цикл специализаций, про который мы говорим, долго проходил, с начала истории до её узкой специализации прошло 25 лет. Сейчас эта специализация закончилась, дробить дальше некуда. Здесь качественный скачок в любом случае нужен.

Камиль Калимуллин: Я считаю, всё зависит от людей. Какая будет классификация: есть проектировщики, есть архитекторы, — но я согласен, что будет качественное изменение. Очевидно, что в любом цикле количество переходит в качество. Вот сейчас количественно много всего, явно должно быть что-то качественное.

Валерий Костин: Увеличивается количество степеней свободы, то есть система стала сверхсложной, количество степеней свободы там колоссальное, и в таких системах происходят изменения.

Александр Павлов: Есть отличный индикатор этого приближения — это апокалиптические ожидания. Если  мы видим, что система становится, как Валера говорит, абсолютно стохастической, мы не управляем изменениями, что-то происходит, а мы боимся, что не сможем с этим совладать, появляются сразу пророки, которые говорят: вот мы посмотрели, это зкспоненциально растёт, и скоро это будет вертикаль, и у неё уже точки равновесия нет, как у нелинейной функции. Точки экстремума нет, значит, вообще не понятно, что произойдёт. Так говорят каждый раз, это типичная история урбаниста начала 20 века. Они говорили, что города-миллионники невозможны, потому что всё утонет в фекалиях лошадей, если миллион людей на лошадях будет ездить… Это невозможно! Если города-миллионники появятся через 20 лет, то метана будет вырабатываться столько, что люди просто задохнутся в испражнениях лошадей. Так же не верили, что может быть миллиард населения. Сейчас говорят, 7 миллиардов человек — и никаких испражнений, да и лошадей нет. Мы хотим футуролога какого-нибудь затащить на «Стачку», чтобы в спарринге с кем-то забубенить, и вот мы посмотрим. Чем больше вот такого алармизма и футурологических рассуждений, тем это более индикатор того, что грядут качественные изменения. Как после лошадей пришли конвейерные автомобили, «Форд Т», «Жестянка Лиззи», так и здесь.

«Новые технологии – это про пользу. – Не согласен!»

Корр.: В прошлом году была тема искусственного интеллекта на «Стачке». К чему-то там пришли?

Александр Павлов: Там было про интернет вещей. Это опять то, что можно обучить по алгоритму, прикладное значение есть. Как говорит позитивизм американский: это работает! Работает и хорошо, а как работает — неважно. Назовём это искусственным интеллектом.

Валерий Костин: У нас ребята из технического университета заняли призовое место, они получили бесплатную «Газель», за счёт нашего фонда мы помогаем им оснаститься, они продолжают дальше свои исследования. Машина работает, ездит без водителя.

Камиль Калимуллин: Это просто модель. Здесь вопрос в том, что очень много этого популизма, когда люди в инженерии слабо понимают, но пытаются футуристически мыслить. Людям вбрасывается идея, что завтра будущее будет за этим, и люди нормально хавают. На самом деле, тех, кто действительно может что-то делать, очень мало. И задача моя как организатора «Стачки» сделать так, чтобы эти люди появились, которые могут думать, мыслить инженерно, рассуждать, давать что-то полезное другим и, исходя из этого, уже что-то делать вперёд.

Валерий Костин: Новые технологии — это про пользу. Даже возникают у нас такие ситуации, когда кадры переманивают на более высокие зарплаты. Люди перетекают из одной компании в другую. Но ведь если на это посмотреть по-другому: та компания, которая платит больше, делает более ценный продукт. Она делает что-то, что более ценно для общества, там выше маржинальность. Естественно, пусть туда кадры и перетекают. IT — это про пользу.

Александр Павлов: Не согласен. Ты применяешь рыночную логику, которой в данном случае не очень владеешь. В твоём рассуждении есть проблема организационного плана. В чём она заключается? Если появляются новые технологии, появляется условно некий визионер. Рынок-то нацелен на мифы, у него ещё старые технологии. У него просто нет денег, чтобы платить столько же людям, которые забирают остатки с мифов. Соответственно, то, что людей переманивают на большую зарплату, это и риск. Риск большой, потому что условные разработчики, про которых говорит Камиль, могли бы сделать что-то новое, но перетекают туда, где поддерживают старый тренд, потому что он на условном пике. Если работать на опережение, то история с чисто рыночным подходом не работает, потому что туда никто бабки не будет вбухивать. Если говорить в мировом масштабе, там есть инвесторы, а в России инвестор — это условное государство. Если ресурсов нет, то и денег нет, и здесь большой риск. И это перетекание людей я считаю негативным, потому что есть история, про которую Камиль говорит: люди программируют и занимаются этим не из-за денег. Если же логику с выгодой будут педалировать, то этот пример здесь теряется. Я вижу большое противоречие между позицией Камиля и позицией Валеры.

Камиль Калимуллин: Чёрного или белого здесь нет, рынок сформирован, и люди, которые хотят денег, будут перетекать, и будет много тех, кто делает это не из-за денег. Многие программисты готовы работать за то, чтобы создать что-то новое и интересное. Но я с Сашей соглашусь в том, что вот эта риторика на создание полезного, сдвигается назад. Сейчас людям важно, чтобы был уютный офис, кофе, игрушки, печеньки, такой «shiny object» (яркий, блестящий объект – с анл.). Этим пытаются привлечь молодёжь, хотя есть что-то более ценное. Я сейчас детям читаю «Незнайку на Луне» Носова, книга была написана в 1960-х годах, там очень ярко показано различие разных подходов. Я считаю, что здесь не надо абсолютизировать: и то, и другое имеет право на жизнь. Здесь надо понять, что есть важное, новое, есть люди, которые хотят этим заниматься, надо дать им возможность это делать.

Александр Павлов: У меня такая мысль появилась: там, где есть новое, нет рынка. Валерина история про рынок пока не применима, в этом и есть проблема.  Там нет рынка и рыночная логика не работает.

Валерий Костин: Надо понять, где есть перспектива рынка, а где этой перспективы нет.

Камиль Калимуллин: Я считаю, идти нужно от массовости к мастерству. У меня такое мнение. Чем больше люди будут болеть мыслью о создании чего-то нового и больше будут делать, тем просто будет больше успешных. Вот наши ровесники в своё время думали: так, чувак построил коттедж, а что он для этого делал, программировал… И некоторые на это повелись, подумали, может, нам тоже заняться программированием.

Александр Павлов: Вся история развития ульяновского e-commerce это в полной мере подтверждает.

 «Эксперты в сфере IT не готовы спорить, они боятся облажаться»

Корр.: Какие изменения ожидаются в этом году на конференции?

Камиль Калимуллин: Будет два больших направления – разработка всевозможная и маркетингово-диджитальное направление. Два больших вектора. Но будет ещё много таких вещей – про кадры, про прокачку мозга – как мы должны мыслить, чтобы создавать что-то новое. «Стачка» в этом году хочет это сделать, и это очень круто, я считаю. Ещё раз на примерах поясню: ты чем-то занимаешься, что-то стамеской делаешь. А вообще завтра стамески нужны будут? Чтобы понимать, что куда движется, тебе нужно обязательно быть на «Стачке».

Валерий Костин: Отдельно мы делаем секцию «Карьера и образование» — она будет рассчитана на молодых специалистов. Назовём это ярмаркой реальных возможностей. Тема выставки – «Кадры и образование в IT». Секция, которую мы в фойе Ленинского мемориала сделаем, – чтобы молодые ребята определились в выборе, пообщались с IT-компаниями, чтобы молодое поколение находило работу.

Александр Павлов:  И всё это мы хотим обернуть в какие-то споры до метауровня, про который мы сейчас говорим. Здесь у нас ведутся переговоры со спикерами, нужны такие, кто будет готов бодаться. Это проблема. Такие люди, как Анатолий Вассерман, уже побывали у нас, а условно топовый спикер не будет ни с кем бодаться. Он скажет: зачем мне это надо, вдруг я облажаюсь. Готовых на это немного. Выступить с докладом все хотят, проблем нет, а бодаться, отстаивать свою позицию не хотят. Нам нужно как-то эти истории срежиссировать нормально, чтобы люди были готовы. Ведутся переговоры с широко известными в узких кругах специалистами.

 Валерий Костин: Удивительно было в прошлом году, Юлия Скоромолова привезла нам награду – мы получили национальную премию России в сфере событийного туризма. «Стачка» по оценкам лидеров туристической индустрии действительно на карте России – значимое событие. Приезжают со всех окружающих территорий. Мы в этом году сделали даже «Тур на «Стачку», чтобы человек ехал в автобусе со своими коллегами – будут автобусы из Казани, Саратова, Саранска. Из Ижевска едет большая компания – тоже хотим тур делать, хотя раньше об этом не думали.

«Печеньки, кофе и уютный офис превращают IT в ремесленничество»

Корр.: Александр, то, что вы написали на «Улграде» о «Стачке» (имеется в виду колонка под названием «IT-конференция «Стачка» —  это позор для власти» от 1 марта 2019 года – прим. ред.)  — это чёрный пиар?

«Совсем иначе развивалась так называемая IT-тусовка: посидев некоторое время по подвалам и квартирам и поотводя глаза в ответ на вопрос «где ты работаешь?», вклавиатурупальцемтыкальщики постепенно почувствовали силы и перестали стесняться своих занятий. Вылезли, можно сказать, на белый свет, где тут же были взяты в оборот нашей оборотистой региональной властью. Понятно, что для неё ТАКАЯ молодежь оказалась крайне удобной, ведь позволила с чистой совестью не думать о главном: о создании и развитии промышленности, возрождении заводов и фабрик, создании рабочих мест. <…> Со временем дошло до смешного: благодаря усилиям самих так называемых «айтишников» и их приспешников во власти, тыканье в клавиатуру, от которого ныне отучают даже малых детей, перестало казаться постыдным для вчерашних слесарей, конструкторов, электриков, инженеров, ученых и других представителей настоящих профессий.  <…> Достаточно посмотреть реальную статистику, чтобы понять — за эти годы область была доведена до ручки, и ситуация для нынешних выпускников выглядит не лучше, чем 20 лет назад, а намного хуже: реальной работы для них нет ввиду простого отсутствия рабочих мест. Которых, в свою очередь, нет по причине того, что почти ничего не работает» («IT-конференция «Стачка» —  это позор для власти»).

Александр Павлов: Нет, это моё мнение. Я буду с Валерой спорить.

Корр.: Но ведь проект «Стачка» действительно хороший, его очень сложно вот так сразу назвать позором…

Камиль Калимуллин: Наша задача – сделать так, чтобы истина родилась. А истина рождается в споре.

Валерий Костин: В этой статье – весь Александр как он есть во всей его наготе.

Александр Павлов: Я абсолютно серьёзно говорю безо всякого стёба… IT с разными специализациями превратилось в ремесленничество. Все печеньки, кофейки, офисы – это пипец какое ремесленничество. И чем больше специализаций, по резюме и вакансиям можно судить, тем больше это превращается в чудовищное ремесленничество! Кустари информационного общества. И здесь момент в чём… Валера говорит: было 19% желающих работать в IT, а сейчас стало 36%. Под IT они подразумевают то, что они будут сидеть с печеньками и в клавиатуру тыкать. Они не будут ничего создавать, потому что если человек думает, что он чего-то родит новое (он этим от обезьяны отличается)…

Валерий Костин: Он искренен в своих заблуждениях (об Александре – прим. ред.)!

Александр Павлов: И вот дети думают: в IT хорошо платят, я буду в офисе сидеть, в клавиатуру тыкать и печеньки кушать. Навык обрету – как раньше в ПТУ получали навык махать кувалдой, вот и здесь то же самое. Пойду на курсы в политех, пройду их и буду кустарём, мне будут платить 100 тысяч рублей, я буду молодец. Такая логика. Это очень большая проблема. Кадры нужны, но людей, которые могут что-то создавать, мало.  По этой причине люди вынуждены идти в IT – порог входа упал, как специализация падает. Сейчас, когда говорят про высокий порог вхождения, госпожа Опёнышева вещает про то, что у нас суперкластер, это же смешно звучит на фоне понимания, что грядёт качественный скачок. Вот эта риторика убийственна для реального развития. Не количество айтишников, а качество.  IT – это работа с информацией, это инструмент, но это понимание иссякло вместе с условной романтикой кодинга.

Когда в начале 2000-х мы этим занимались, первые инет-магазины пилили, в том числе, с Камилем, у нас же была романтика. Мы были далеко не первыми, но понимали, что делаем что-то вменяемое! Всё было новым. А сейчас этого нет, и дорогу протаривать непонятно куда, а вся история по инерции движется. И из-за того, что создался ореол «IT-кластера», всё это привело к такому финалу. Мне это напоминает историю с машинистками. Когда в 1938 году появились первые заводы, которые моли печатные машинки делать, «Янтарь» и другие, у нас массово наладили выпуск машинисток. Появились курсы машинисток, в войну приостановилось, а потом снова началось, когда из ФРГ вывезли линии по производству «Ремингтонов». И в 1960-70-х годах массово выпускали машинисток. Их было больше, чем сторожей или водителей в каждой организации, машинисток было больше, чем всего остального обслуживающего персонала. И планы писали в 1979 году – к очередному съезду партии, к 1995 году мы будем выпускать машинисток в 40 раз больше. Нам для этого надо кадры подготовить, увеличить скорость печати. Где машинистки в 1995 году?

И вот условный съезд партии прошёл, все говорят — у нас IT-кластер, давайте готовить машинисток побольше, пусть они в клавиатуру пальцами тыкают, а через 40 лет их будет в 40 раз больше. Да с какого хрена? Машинки сдохнут. Поэтому все эти ярмарки вакансий, всё это хорошо, решает ситуативную задачу. А через год-два буквально она может быть совсем другой, но этого никто не замечает. Естественно, я в этом плане искренен. Это приведёт к проблеме – в том числе и зарплаты упадут. Реально же IT-компаниям нужна куча ремесленников, которые будут тыкать в клавиатуру пальцами, для этого надо максимально ускорить их подготовку. Для них тоже IT-конференция «Стачка» — место, где можно быстро найти работу или обучиться. Это хорошо, но всегда в любой популяции, даже среди тараканов, есть 3-5% тех, которые способны что-то другое делать. Если на эти 3-5% не реагировать никак, не думать о них, то так одни машинистки и будут…

Валерий Костин: Это вектор «Стачки». Сможет ли она меняться – вопрос.

Александр Павлов: В этом, конечно, она не сможет поменяться. Но «Стачка» в 2012-2014-х годах действительно была вектором, это было знаково, системообразующе. Сейчас, чтобы стать системообразующим, надо про качественный переход говорить, и «Стачка» будет вынуждена перестроиться. Если мы это начнём делать сейчас, мы успеем, если начнём делать, когда это случиться, мы не успеем. Если говорить о «Стачке», всё зависит от того, насколько мы угадаем с метатемами. Не факт, что мы угадаем, но темы надо будет откатать – хотя бы на перспективу. Важно что: сможем мы привлечь вменяемых спикеров, которые готовы бодаться и создавать дискурс, или нет.

Валерий Костин: Нужно зацепить те 3-5%, которые будут что-то менять. Сейчас ребята очень мобильные, заберёшь эти 3-5% из региона – ничего там не родится. А вопрос выявить и привлечь решается легко.

Александр Павлов: Но без конфликта всё это будет пресно. Получится ли у нас сделать – не факт, но это будет база для следующего года.

Валерий Костин: В этом году «Стачка» уже не будет той, которая была раньше. Точно она будет меняться. Чем она будет в будущем, мы уже знаем.

Камиль Калимуллин: Понимая, что происходит, мы приняли решение, что «Стачка» должна быть продуктом, адекватным потребностям рынка, и даже предопределять что-то. Наша мысль очень простая – мир будет другим, а те, кто будет менять его, смогут найти себя на этой конференции.

Александр Павлов: Аналогия «Стачки» как продукта – это продажа валенок в условиях глобального потепления. Ровно такая же субъектно-объектная связь. Мы не знаем, есть ли глобальное потепление или это миф. Но мы видим, что теплеет, и при этом понимаем, что валенки ещё нужны, потому что снег ещё есть. Хотя не знаем, будет ли снег в следующем году или нет. Мы занимаемся не глобальным потеплением, а продажей валенок. И купят ли их у нас – вопрос открытый…

«Стачка» — международная IT-конференция про будущее, которая ежегодно собирает в Ульяновске больше 5000 айтишников. В этом году она пройдёт 26-27 апреля в Ленинском мемориале. В  программе — около 200 докладов в 23 разных секциях. Купить билеты и познакомиться с программой можно на сайте nastachku.ru.

Фото: https://vk.com/nastachku