Tony G: «Я не вспышка в интернете!» - Darykova.Ru

Tony G: «Я не вспышка в интернете!»

Рубрики:
Музыка
Социальные сети:
ВКонтакте | Дзен/ОбнимиМеня

Регги-артист Tony G сейчас находится в туре «I-пятилетка tour» по городам России. Это название неслучайно – у музыканта есть свои политические убеждения, которых он придерживается и в творчестве тоже. Мы встречаемся на родине Ленина, в Ульяновске, где у Тони сразу два концерта, один из них – в День Победы.

Мы ждём его в одном из наших любимых мест этого города – в летнем дворе креативного пространства «Квартал». Прекрасная, совсем уже летняя погода, долгожданное солнце. Ворота «Квартала» распахиваются и внутрь заезжает самый настоящий дом на колёсах. Всё располагает к тому, чтобы поговорить о музыке регги.

Двери машины открываются и… нам навстречу бегут «кАрАтыши». Именно так Tony и его жена Настя зовут своих милых собачек – Рэджи и Пусю. Чихуахуа сопровождают ребят на гастролях. Становится всё интереснее и интереснее!

Именно поэтому мы и начали наш разговор с того, как это – путешествовать по нашей неприспособленной для этого родине на кемпере и играть музыку, в основе которой – вольность и протест.

Дарья Рыкова: Как пришла идея путешествовать в доме на колёсах? И как давно вы это делаете?

Tony G: У нас не было идеи путешествовать. Я артист федерального лейбла, музыкант. Наша задача – продвижение музыкального бренда Tony G. Так устроен шоу-бизнес: если у тебя нет средств на раскрутку, на промоушен, ты должен завоевать публику «снизу». Ты самостоятельно знакомишься с аудиторией, сам находишь площадки. Первые гастроли 5 лет назад нам друг организовывал, он этим профессионально занимается. Я посмотрел на этот опыт: всё возможно делать самим, только нужен надёжный человек. Я предложил это Анастасии Валерьевне, она же Настя G, это моя жена, и всё получилось. Я долго смотрел, как она убивается на работе, мне её стало жаль. Это ещё до супружества?

Настя G: Да, через полгода знакомства я ушла с работы.

Tony G: Она стала концертным менеджером, мы начали семейным подрядом работать. В моём окружении есть люди, которые радуются передвижениям, например, Лев из Ульяновска, который раньше руководил «Кварталом». Мы с ним сразу подружились. Он любит путешествия, это его кайф. У меня такой задачи нет.

Настя G: Мы работаем за небольшие гонорары, в которые нужно заложить и стоимость бензина, и проживание, и питание. В каждом городе очень затратно хостел или квартиру снимать. Обычно в город заезжаешь ночью, а снимать квартиру ночью очень сложно, нервно. Звонишь, сидя в машине, а ответят тебе или нет, непонятно. В кемпере ездить нам проще, здесь есть всё.

Михаил Камалеев: Сколько стоит такая машина?

TG: Мы свою купили за 250 тысяч, но мы удачно сторговались. Нам продала его женщина, у которой умер супруг. Это был их семейный домик. Сама машина старенькая – Knaus Asur 1988 года выпуска. В мире кемпинга это достойный вариант, несмотря на его возраст, это уровень люкс.

МК: Какие особенности у этого дома? Например, туалет куда-то приходится сливать?

TG: Да, в обычный туалет. Там одна большая кассета. Приходишь на заправку и выливаешь. Для биотуалетов нужны специальные средства. У нас в Архангельске они появились только пару лет назад, как раз тогда, когда мы купили кемпер! Стали открывать большие сетевые строительные магазины, и там есть все средства для биотуалетов. Мы первое время не знали, где взять специальные жидкости, и пользовались без них.

МК: В Штатах, например, есть целая культура и инфраструктура для тех, кто ездит в таких машинах. Вот вы ездите по России, что здесь для вас сложно?

TG: В Америке это бюджетное жильё, поэтому у них есть кемпинги, специальные парки, где есть электричество, вода. В нашей стране этого просто нет. В России есть парковки на трассах, где стоят большие фуры, там смело можно останавливаться на ночь. Пару лет назад, когда мы начали ездить на гастроли по России, мы натыкались на знаки кемпинга, в основном, в южной части страны. Но их у нас совсем немного.

Когда у тебя есть кемпер, ты свободен, ты настоящий байкер! Байкеры говорят, что считают себя свободными… Нет, ребята, вот она, свобода!

МК: Как вас воспринимают люди в разных городах? Как реагируют, когда видят дом на колёсах?

TG: Сейчас подъезжаем сюда (на улицу Ленина в Ульяновске – прим. ред.), дети бегают, играют. Один из них сделал такое удивлённое лицо, как из комикса, так и стоял. Организаторы концертов в клубах реагируют так: «О, клёво, вам дадим деньги наликом на растраты». Это входит в смету.

NG: У нас закладывается всегда гонорар, питание, проживание и оплата дороги. Всё по стандарту, как у всех.

TG: Но у многих артистов гонорары большие. Будем честны, мы кабачные музыканты. Зарабатываем деньги в нашем городе каверами. Авторская музыка – это больше некий бонус для промоутеров. Мы всё играем, но не проходит ни одного концерта, чтобы я не играл свою музыку. Просто за два часа концерта исполняется четыре авторские песни, а всё остальное – каверы.

ДР: Какие каверы исполняете, чьи песни?

TG: Принципиально русскоязычные. За девять лет работы мы пришли к некоему оригинальному подходу. Мы выдаём концептуальные программы, сделали трибьюты множества артистов. К примеру, берётся артист – Юрий Антонов, и ты отбираешь 20 его лучших песен и исполняешь. Здесь важен мониторинг и общение с аудиторией напрямую. А приходят люди той формации, которые любят Антонова, выросли на нём. Они получают удовольствие за небольшие деньги, а ведь Юрий Антонов – один из самых дорогих артистов в России. Ещё играем Николая Носкова. Мы сделали программу из его песен, чтобы поддержать его после инсульта. Рассказали про него, сказали приятные слова. На мой взгляд, он один из ведущих артистов сегодня.

Есть ещё несколько артистов, песни которых нестыдно петь. У них есть вокальная школа, по их произведениям учатся вокалу. Это Носков, Меладзе, Агутин. Кому-то очень нравится Лепс. Это товарищи с характером, их мы поём.

МК: А кого стыдно петь?

TG: Хороший вопрос. Моргенштерна! Никогда не буду этого делать, табу. Это просто вспышка, которая погаснет, так же, как и Face, Pharaoh, все эти быстро восходящие и угасающие звёзды. За девять лет уже столько артистов было, мы столько пережили музыкальных революций за короткое время. Если у старших поколений эти революции не происходили десятками лет, то сейчас два года – и новая тема…

ДР: У тебя есть музыкальное образование?

TG: Да. В 15 лет я поступил в музыкальное училище по классу гобоя, это любимый инструмент Петра Ильича Чайковского. Гобоист из меня получился не очень, прямо скажем. Два с половиной года я учился в Архангельске. Но я очень хотел петь, а изначально меня не взяли на вокал, потому что у меня пока не было ломки голоса. Я очень любил музыку с детства, когда 1990-е начались, мама работала на трёх работах, а папы не было, я оставался дома один. Я лепил из пластилина солдатиков и параллельно слушал пластинки.

МK: А какие пластинки слушал?

TG: Больше всего запомнилось – Юрий Лоза «Что сказано, то сказано», группа «Секрет», прекрасная пластинка, где они вчетвером нарисованы. А в дошкольном возрасте я очень любил слушать аудиосказки. Для нас это была романтика, когда ты сказки Ганса Кристиана Андерсена слушаешь, там ещё были дикторы советские, классные актёры с поставленными голосами. Так музыкальный слух развивался постепенно. Не сказать, что я «абсолютник», нет, но интерес к этому был уже с детства.

Отучился я на гобое, а заблаговременно договорился с педагогом-вокалистом, что он меня возьмёт к себе. Он мне сначала сказал, что взять не сможет: «Поступи на оркестровое, у них недобор, а потом на третьем курсе ко мне переведёшься без потери курса». На втором курсе я пошёл к нему, а он отказал: «У твоего педагога всего одна ставка – это ты. Я не могу его подставить». Это чисто человеческий фактор, правда, не совсем справедливо. Я психанул, и в новогоднюю сессию перевёлся в Москву, сразу в два заведения: Государственное училище духового искусства, единственное заведение, специализирующееся по духовым инструментам, где воспитывают лучших духовиков страны; и параллельно – в Московское областное музыкальное училище имени С. Прокофьева, это заведение, где были разные направления, но не было эстрадного. Но там я всего год проучился: всегда мечтал заниматься эстрадой, но меня вело не туда. Мама у меня очень хотела, чтобы я в оркестровую яму сел, это была больше её мечта. Я хотел петь и эстрадой заниматься, писать музыку. В итоге я поступил в Химки, в Московский областной колледж искусств. Всего я в Москве прожил семь с небольшим лет, а потом вернулся в Архангельск.

МК: У тебя в Ульяновске два концерта, в Димитровграде (второй по численности город Ульяновской области — прим. ред.) – два. До этого тоже были небольшие города — Кострома, Вологда, Чехов… Вопрос такой: вы аудиторию собираете?

TG: Во многом это зависит от промоутеров заведений. Их задача – заработать средства, а наша задача – чтобы зрители остались счастливыми.

NG: У нас в каждом городе потихоньку нарастает своя аудитория. Последние концерты у нас постоянно были аншлаги.

МК: Как они тебя воспринимают?

TG: Отлично! Лучшая аудитория – в маленьких городах. Гастроли дали удивительную возможность увидеть жизнь русского народа во всей её красе. Это так здорово! Мы видели страну от Архангельска до Геленджика, проехав на авто. Видели, какая нищета происходит вокруг, какие дороги, какая безработица. То есть, социальный уровень. Так поездив, я понял, что родной Архангельск всегда в тренде. Вчера что-то произошло в Москве, сегодня это в Питере, а завтра это будет у нас. По Архангельску можно судить по популярности артиста. Если артист заезжает на гастролях в наш город, значит, он в топе.

Я повторю, что «снизу» иду. Я ведь не вспышка в интернете, я не такой. Получается, что я ремесленник. Я работаю в ресторанном бизнесе, при этом пишу свои песни, при этом делаю своё промо. В музыке без критического мышления, только на амбициях и вере в чудо не выживешь. Я был в шоу-бизнесе, знаю. В студенческие годы работал техником и звукорежиссёром с «Дюной», с «Несчастным случаем», с Кристиной Орбакайте. Я обслуживал их концерты, когда нужно было деньги зарабатывать. Я был на самой низкой позиции в иерархии шоу-бизнеса, на позиции техника, человека, который тащит провода, подключает их, коммутирует, проверяет, чтобы всё было готово. Мне надо было пройти это, чтобы иметь представление, что такое шоу-бизнес.

МК: Как ты пришёл к регги-музыке?

TG: Регги – понятие растяжимое, потому что в регги есть фанк, есть соул, есть много других жанров, которые сами по себе самобытные. Регги – это эволюция в музыке. Кроме того, регги – это субкультура протеста. Как рок, панк, рэп, много чего ещё. Регги – это субкультура, поднимающая социальные вопросы. Это национальная музыка Ямайки, музыка растаманов. А кто такие растаманы? Это революционеры. Это люди, которые идут против системы. Власть имущим выгодно, чтобы протестная музыка была такой поп-субкультурой. Так было с рэпом, с роком, было везде. Я увлекаюсь историей. А где история — там и экономика. Где экономика — там и политика…

NG: У Тони музыка социальная, и недавно мы узнали, что нам закрыт вход на местное архангельское радио именно из-за политических взглядов. Нам прямо так и сказали. А вообще все воспринимают так: регги – это Боб Марли. Такой стереотип.

TG: Да, стереотип: Ямайка, Боб Марли. Нет. Боб Марли – это больше европейское регги, Германия, Британия. Есть белое регги, чёрное регги, ямайское – это всё разные направления. Эта музыка – интернациональная. Да, зародилась на Ямайке, Боб Марли стал иконой жанра. Но это не значит, что нужно делать именно так, как он. Ни в коем случае. Кроме Марли были ещё UB40, которые не хуже, как минимум. Я больше их поклонник, мне нравится белое регги. Ребята отличные, они меня вдохновляют.

МК: Прости, перебью… Ты на концертах с дредами выступаешь?

TG: По-разному, всё зависит от настроения. Нет задачи, чтобы это было аутентично или в жанре регги, адептом которого я являюсь. По сути, что такое регги-культура? Это вектор, по которому ты двигаешься, это свобода выбора. Свобода должна быть адекватной, в ней должен быть порядок! Дреды – это яркий пример порядка.

Так. О чём мы? Да! В 2000 году у нас пошла волна хип-хопа, до этого я увлекался ди-джеингом, был ди-джеем на уровне класса, школы. В первую очередь, конечно, это было нужно для привлечения девочек. И втянулся. Волна хип-хопа в России принесла и регги. Так получилось, что помимо аутентичного рэпа, классического хип-хопа, у нас в этой волне было регги. Это получилось потому, что выходили сборники хип-хоп-музыки, на которых были регги-песни. Ярким представителем была группа «Дерево жизни» — это раннее творчество Звонкого и компании. Тогда, в конце 90-х, они выпустили регги/рагга-альбом, который стал культовым. Это было первым впечатлением от регги. Не стоит никогда забывать о Bad Balance, где был Михей. В его сольнике очень много регги. На меня первые впечатления в регги оказали как раз Михей и Звонкий. Как ни странно, Звонкий сейчас – поп-артист.

МК: Чуть попозже хотел с тобой поговорить как раз о Bad Balance. Но давай сейчас, раз уж сам начал тему. Ты – артист лейбла 100PRO, которым руководит Шеff. Там начинали Децл, Ёлка, Михей, Лигалайз и многие другие. Мне про Шеффа, про Влада Валова, говорили, что он такой, знаешь, комсомольский вожак: собрания, задания, дисциплина.

TG: Слушай, ну он отличный руководитель. Я не шибко участвую в работе самого лейбла, потому что я далеко. Он, когда меня подписывал, сказал сразу: переезжай в Москву.

МK: Что при этом он тебе пообещал?

TG: Пообещал? Хм, объясняю. По сути, лейбл 100PRO – это коммьюнити Bad Balance, отцы-основатели хип-хопа в нашей стране. Время их популярности прошло, появилось новое поколение, рэп меняется, они ушли в андерграунд. Они люди в возрасте, не будут же они «переобуваться», они делают тот рэп, который умеют, и делают это хорошо. И, по сути, их поддержка – это респект от старших, можно так сказать. Но дело не только в этом. Очень важно то, что лейбл позволяет узаконить твои права, решить все юридические дела с авторскими правами. Понятно, что ты можешь сейчас сам зарегистрироваться на iTunes, распространять там музыку, но у тебя нет возможности, например, постоянно мониторить использование твоей музыки другими людьми, а у лейбла такая возможность есть.

МК: Чем закончилась твоя история со Стимом или Билли Миллиганом, как он сейчас себя называет?

Об этом случае писал, в частности, портал Rap.Ru: «Артист лейбла 100PRO Tony G подал в суд на Стима, так как уверен, что Никита украл у Тони инструментал к треку. Тони утверждает, что он является автором музыки в треке «Аэроплан» Стима»

TG: Так получилось, что от этого тандема никакого КПД не было. Было очень обидно. Никита поступил нехорошо. Я к нему очень уважительно относился, да и сейчас отношусь. Просто именно со мной он поступил нехорошо. Но как творческая единица он реально крутой, он художник.

Вся эта история с пятью миллионами отступных – это был момент, чтобы обратить на себя внимание СМИ. Пиар-история для того, чтобы хоть что-то с этого поиметь. Я не корыстный человек, но хотелось сделать какую-то вспышку, чтобы произошёл некий резонанс. Не было задачи взять у Никиты деньги, хотя изначально мысли такие были. Забавно то, что после всей этой темы, когда этот трек звучит по всем музыкальным каналам без меня, он звонит как ни в чём не бывало и говорит: «Давай ещё поработаем вместе!»

МК: Ну то есть ничем не закончилась история…

TG: Почему? Меня показали по НТВ. Правда, в программе «Чрезвычайное происшествие», но всё же. На Муз-ТВ говорили про эту историю, ТНТ-Music. Моя задача была – сделать инфоповод, я его сделал.

Мы для чего живём вообще? Для того, чтобы деньги зарабатывать? Капиталисты так и говорят: зарабатывай деньги, деньги – это счастье. Это не так. Свободное время – это счастье! Потому что ты в свободное время можешь заниматься саморазвитием. Ты можешь что-то познавать, что-то изучать, дом строить, в конце концов. А ты чего делаешь? Бегаешь как белка в колесе…

МК: Я для интереса искал тебя в Spotify, в Яндекс-Музыке по имени Tony G. Там вылезает человек 30-40 человек из разных стран с таким именем, тебя очень трудно найти. Только по названиям песен. Тебе это не мешает в продвижении? И что с этим можно сделать?

NG: Мы вскоре планируем встретиться с Шеффом на эту тему и урегулировать эти вопросы.

МК: Ну было бы здорово, потому что стриминги сейчас дают довольно много денег…

TG: А зачем нужны эти деньги?

МК: На студию, на промоушен, мало ли куда…

TG: Деньги – это средство, а не цель. Я пытаюсь анализировать рынок, я понимаю, куда я лезу. Я работаю не на толпу, а на тех, кто смотрит со мной в одну сторону. Мои адепты – это моя ценность, а не то, что я поеду сейчас в тур, как Серёга Жуков какой-нибудь, денег зарабатывать. Музыка, которая сейчас нужна молодому поколению, та, которая сейчас продаётся, она поверхностная, духовно не обогащённая. Эта музыка не имеет веса как такового – это временная вспышка.

Фотографии авторов интервью и из официальной группы Tony G ВКонтакте

Мы используем файлы «cookie» для улучшения функционирования сайта. Если вас это не устраивает, покиньте сайт.
Оk