Макс Емец. Кибермузыкант и пилот-испытатель бионических протезов
Макс Емец – амбассадор компании «Моторика», производящей протезы, а ещё киберчеловек, пилот-испытатель протезов и руководитель сообщества киберлюдей. Он сам носит бионический протез кисти и активно рассказывает о том, как с ним живётся и какие проблемы это устройство решает.
Впервые я увидела кибергитариста Макса прошлым летом на «IT-Пикнике» в парке Коломенское. Конечно, сразу привлекла внимание его роботическая кисть, с помощью которой он уверенно извлекал звуки из гитары. Однако на самом деле, поражает его умение играть – как выяснилось, протез для этого Максу не обязателен – и прямо-таки завораживать своей музыкой. Он очень открытый и жизнерадостный человек, поэтому общаться с ним весело и непринуждённо, даже если ты его совсем не знаешь.
Единственная сложность – Макс очень быстро говорит, и поэтому интервью не раз приходилось замедлять, чтобы перевести его в текст.
— Вас часто называют киберчеловеком. Как вы к этому относитесь?
— Мне это даже нравится. Далеко не все готовы называть себя киборгами, но для меня это прикольно. Я уверен, что плохих слов не бывает, бывают плохие намерения. Меня хоть калекой назови, мне всё равно. Если человек не ставит цели меня обидеть, то нечего и обижаться.
Кажется, определение «киберчеловек» появилось прошлой зимой. Тогда у нас был небольшой public talk, и мы размышляли о том, остаётся ли киборг человеком, и сколько в человека нужно вживить киберчастей, чтобы он стал по-настоящему киборгом. Мы тогда пришли к выводу, что пока киборг остаётся человеком, и в этом случае лучше использовать термин «киберчеловек», чтобы не было никакого противопоставления «киборги – люди».
Хочется подчеркнуть, что иногда мы в «Моторике» используем слово «киборг» вместо «человек с ограниченными возможностями», обыгрывая это выражение и делая его более ярким и запоминающимся.
«Растирал порошок в ступке, и она взорвалась»
— Расскажите, как именно вы потеряли пальцы. Что случилось?
— Мне было 17 лет. Я тогда жил в Кирове и учился в местном педе на преподавателя химии. Как многие на курсе, увлекался пиротехникой. Я растирал горючие вещества в ступке, и она взорвалась в руке. Ступка была в левой руке, она пострадала больше, на ней осталось всего два пальца – большой и мизинец. Пестик я держал в правой руке, она тоже пострадала, но чуть меньше. Когда у меня пальцев не стало, мне пересадили часть кожи с живота – и я недели три лежал в больнице с рукой, пришитой к животу. Оттуда вырезали лоскут буквой «П», чтобы нарастить на руке.
В целом, не могу сказать, что у меня в тот момент была депрессия. Через пару-тройку дней я уже спрашивал у врачей, как кожа будет прирастать. Меня поддерживали друзья и близкие. Ну и в целом, я позитивный человек, нормально свою травму принял. С тех пор прошло больше 20 лет.
Сначала я прятал пострадавшую руку в рукав, потому что мне казалось, что окружающим на неё неприятно смотреть. Потом заметил, что когда ты что-то намеренно прячешь, на это больше обращают внимание. Поэтому перестал прятать руку, и очень часто люди вообще не замечают, что у меня нет пальцев. Лет десять назад, когда я не носил протез, пришёл в одну группу на прослушивание, полчаса играл на гитаре, и никто не заметил, что у меня нет пальцев.
У меня появился протез, и теперь люди обращают на него внимание, но это внимание со знаком «плюс». Я заметил такую штуку: раньше, когда я играл на гитаре одним пальцем, люди смотрели на меня и пропускали это через себя. Человек – существо эмпатичное, нам важно то, что чувствуют другие. И когда они видят человека с травмой, будут немного ощущать его боль.
И раньше люди подходили ко мне и начинали спрашивать меня о преодолении… Но ведь я, по факту, ничего не преодолевал, у меня не было проблем. Тогда я не замечал, что людям меня хочется пожалеть. Я осознал это, лишь когда у меня появился протез, и этой жалости не стало. Протез привлекает к себе внимание, все видят, что у меня есть рука, правда она механическая, и плюс интересна сама технология. А то, что у меня под протезом нет пальцев, может быть, один человек из ста спросит.
«Это были люди из моего теста»
— И тогда у вас уже был косметический протез, или вы обходились без него?
— Косметическим протезом я никогда не пользовался, мне это казалось странным. Получается, что ты прячешь руку от людей и сам себе объясняешь, что ты какой-то не такой. Это совсем не про абилитацию. Это ещё глубже загоняет человека в себя: я весь такой ущербный и должен прятать свою руку. Я долгое время вообще не интересовался протезами и не знал, что бывают какие-то кроме косметических. Я про них и не думал, пока случайно не узнал про «Моторику»*.
— И как вы узнали про «Моторику»?
— Я что-то покупал в компьютерном магазине, и один из покупателей дал мне визитку со словами: «Посмотри, тебе будет интересно». Эта визитка где-то лежала у меня недели две, а потом я её нашёл, решил посмотреть сайт и узнал, что протезы бывают функциональные и красивые, что вообще мне мозг взорвало невероятно. Но при этом для себя я протез не хотел заказывать.
Это был 2016 год, тогда «Моторика» ещё была стартапом, поэтому мне захотелось просто помочь ребятам. Я написал им: «Чуваки, я играю на гитаре, сваяйте мне какой-нибудь прототип. Правда, он мне особо не нужен, но мы сделаем видосик для соцсетей и поможем вам». Они меня пригласили. Я пришёл к ним, тогда ещё «Моторика» находилась не в Сколково, как сейчас, а на ВДНХ. Там работало 4-5 человек. Мы пообщались, ребята приятные, у меня от них осталось очень хорошее впечатление. Я понял, что это люди из моего теста. Через некоторое время они мне сделали прототип на указательный палец. Я снова к ним пришёл, они его установили, я поиграл на гитаре, и они выложили пост в соцсетях. На этом наше общение тогда прекратилось.
Примерно через год я понял, что мне хочется попасть в команду с людьми, рядом с которыми я смогу расти. Я всегда был раздолбаем, а чем старше становишься, тем больше хочется расти над собой. Мне нравится идея, что человек растёт в среде тех, кто круче, чем он сам.
Я вспомнил про «Моторику», написал основателю компании Илье Чеху и спросил, есть ли у них вакансии. Он мне ответил, что вакансии есть только в продажах. Но это не для меня: я телефонов боюсь страшно. Когда только появились мобильники, я всегда старался писать сообщения. И до сих пор не люблю звонить.
Мне предложили попробовать себя в продажах в «Моторике», и это был вызов. Я помнил такую мысль: иди туда, где страшно, и там будет настоящий рост. Я решил попробовать и устроился в отдел продаж. Занимался больше не продажами, а помощью с получением протезов. Человек же может его бесплатно получить, нужно только пройти медкомиссию. В целом, система у нас устроена хорошо, но первый раз бывает сложно разобраться.
Я этим занимался около года, потом немного выгорел и уволился. Но вскоре снова вернулся в «Моторику», в клиентский сервис, где помогал с обслуживанием протезов. И тогда я начал задумываться, что и мне нужен протез для работы. Я понял, что хочу знать, что чувствуют пользователи. Так я смогу эффективнее выполнять работу. Я оформил нужные документы и освоил свой первый тяговый протез. С ним я года два ходил, и потом у нас появились бионические протезы. Я получил бионику и полностью доволен.
«Я тот самый человек, который долго отрицал пользу от протеза»
— Начав пользоваться протезом, я понял, насколько он приносит пользу. Раньше я думал, что он нужен только для того, чтобы выполнять бытовые функции. Но у меня в быту всё было в порядке, я всё мог делать и так. По факту, оказалось, что бытовые функции – это далеко не единственное и даже не главное, что может протез. Например, если у человека старая травма, и он 20 лет живёт без руки, то, конечно, он уже приспособился жить без неё. Я знаю людей, у которых обеих рук нет, но они отлично справляются в быту. Другое дело – протез реально даёт дополнительные возможности. В моём случае, протез добавил мне уверенности, дал толчок к развитию и росту.
Я тот самый человек, который очень долго отрицал пользу от протеза. Коллеги мне никогда не говорили: «Макс, получай протез срочно». Эта мысль у меня созрела естественным способом. Я люблю рассказывать, что бионическая рука – это далеко не только «хваталка», которая помогает мне что-то делать. Это другое ощущение себя.
Это важно и для поддержания здоровья. Я после травмы живу уже 20 лет, но только недавно стал ходить в тренажёрку. Там я обратил внимание, что на некоторых тренажёрах у меня одно плечо выше другого. Обычно я этого не замечал. Я понял, что без протеза пакет из магазина я всегда носил на согнутой руке, и это плечо задиралось вверх. Протез сильно помог мне улучшить осанку, потому что я начал носить пакет на вытянутой руке. Он улучшает качество жизни людей – а в этом и есть его основная задача.
Когда появляется новая технология, она позволяет сделать какой-то прорыв. В протезировании в последние годы такой прорывной технологией стали нейросети. Раньше человек мог лишь открыть или закрыть протез. А у моего современного протеза есть несколько жестов. Например, мой любимый – это открытие и закрытие с задержкой во времени, пальцы разжимаются и сжимаются в кулак по очереди. При этом я могу подтянуть один палец и что-то печатать им на компьютере.
Сейчас благодаря нейросетям есть возможность лучше анализировать сигналы, посылаемые человеком. Основная сложность, которую нужно было преодолеть – не повторить функции настоящей руки, а создать систему управления. Когда у человека нет руки, условно говоря, у него осталось две-три мышцы, это не то же самое управление как у здорового человека. Мы берём массив датчиков и закидываем в нейросеть информацию. Нейросети не нужно видеть детально каждую связочку, ей может приходить информация от всех связок одновременно, но для каждого жеста она приходит разная. И с помощью этого мы получаем более детальное и гибкое управление: человек сможет управлять каждым пальцем в отдельности. Я уже тестирую такую систему.
«Я второй гитарист в рок-группе»
— Вы с юности увлекаетесь музыкой, играете на гитаре…
— Я начал играть в 13 лет. Мой отец играл на гитаре, и он предложил попробовать. Мы жили тогда в посёлке Нема Кировской области, он небольшой, в нём живёт примерно 4,5 тысячи человек. И в детской музыкальной школе была преподавательница по классу баяна, Ольга Анатольевна, которая раньше училась играть на гитаре. Музыкальная основа у неё была, и она стала преподавать детям. Она мне дала неплохой вход в музыку в том плане, что я начал читать ноты, играть классические вещи. Базовое обучение у меня началось не с банальных трёх аккордов, а с классической гитары. И к этому же Ольга Анатольевна добавила и песни под гитару. Я ей приносил песни на кассетах, она их подбирала, и я их учил.
Я слушал ту музыку, которую любили мои родители. В школьные годы – это был конец 90-х – я слушал рок 70-х годов, Deep Purple, Pink Floyd, всё вот это. Мои одноклассники тогда слушали более модную музыку, «Руки вверх», например, и я очень выбивался из коллектива.
Петь я стеснялся. Если представлять классический состав рок-группы, то я – тот самый второй гитарист, который играет, но не поёт.
В какой-то момент я захотел обновить гитару, мы поехали в Киров, нашли там самую дешёвую копию «Стратокастера», которая стоила 3700 рублей. По тем временам это были большие деньги! И у меня появился «Стратокастер», сделанный в Красноярске.
Я даже не понимал тогда, куда и что нужно втыкать, чтобы из колонок звучало. У меня был друг, который уже закончил школу, он просвещал меня по более современной музыке – по 80-м (улыбается). Он слушал тяжеляк, у него было очень много кассет и усилитель, которым он разрешал пользоваться. Однажды я к нему пришёл, а там сидит какой-то парень. Мы пообщались, и он меня пригласил вечером прийти в поликлинику, в рентген-кабинет. Я пришёл, там сидит наш врач-рентгенолог с клавишами, репетирует, а этот чувак оказался гитаристом… И вот так я стал играть в своей первой группе. Мы выступали у нас в ДК, в местном сельском клубе.
Макс и «Дети неонового солнца»
— Несколько лет назад я играл в группе «Дети неонового солнца», но мы уже давно не выступали. Мне очень нравился наш материал, я любил его играть. Я тексты не понимаю, если они не сюжетные, типа «Короля и Шута», но считываю эмоции. То есть я редко понимаю, что хотел сказать автор, но вполне могу уловить чувства, которые он испытывает, и интерпретирую их, исходя из своего жизненного опыта.
В какой-то момент мы стали не сами доводить аранжировки до конца, а сотрудничать с Артёмом Аматуни, это классный звукореж и аранжировщик. Это сотрудничество дало мне толчок в плане роста. Потому что когда ты сам себе партии пишешь, ты ограничен своим мышлением. А когда тебе партию напишет человек, который в миллиарды раз опытнее тебя, получаешь очень много такого, о чём бы даже не подумал.
Ещё важное осознание ко мне пришло: в юности, когда я играл в группах, было важно написать каждую партию самому. Сейчас у меня, наверное, менее раздутое эго стало, я начал понимать, если кто-то сделает это лучше меня, почему бы этого не сделать. Я не композитор, для меня нереально сочинить какую-то полноценную вещь. Но я могу придумать маленький кусочек из двух-трёх аккордов, принести тому же Артёму и попросить что-то сделать. Мы садимся, и он просто накидывает разные варианты, а я выбираю. Получается, что пишу я, но «подключаю» к своей голове инструментарий другого человека. Это просто новое измерение! Ты можешь «подключаться» ко всем головам, которые готовы с тобой сотрудничать.
— А когда вы играете с протезом, не бывает ли такого, что он фонит?
— Нет, такого не бывает. Когда протез находится на руке, он никакого излучения не создаёт. Конечно, магнитные волны в нём есть, но их мощность небольшая. Моторчик есть в каждом пальце, и все они маленькие. Однажды меня пригласили выступить с ребятами, которые играют нойз, то есть делают музыку из шума. Был классный опыт. Я притащил гитару, а у Камилы Юсуповой (медиахудожница, звуковая исследовательница и VJ — прим. ред.) была такая катушка, прибор, который мог улавливать электромагнитный фон. И она из всего этого делала звуки. Например, зарядник от телефона звучал высоко, мы пробовали подносить его и к моторчикам протеза. И то, что уловила катушка, тоже шло на пульт. Но чтобы услышать хоть какой-то звук, нужно было очень близко подносить катушку.
«Просто по кайфу выступать на сцене»
— Когда вы выступаете в одиночку, какой репертуар играете?
— Это моя больная тема: я никак не могу взяться и сделать себе нормальную сольную программу. Последний раз я масштабно выступал ещё до переезда в Москву. Тогда за два месяца до концерта у меня не было никакого материала. У меня и сейчас нет готового сольного материала, и постоянно приходится выкручиваться. Чаще я использую финальный соляк из песни «Comfortably Numb» Pink Floyd, импровизируя на эту тему. Это то, что я играл больше всего в своей жизни!
Но одно и то же постоянно играть не хочется. На площадке или на съёмках, где к авторским правам относятся очень строго, я использую свою музыку. Иногда на съёмки, когда нужно изобразить кусок, а не целое произведение, я просто беру соляк из песен «Детей неонового солнца». Так выкручиваюсь пока, но хочется заняться сольным репертуаром. Мне кажется, это очень большая задача, я пока не могу за неё взяться и до сих пор прокрастинирую. Как человек, который не любит системно что-то делать – учиться, заниматься и даже работать – я могу что-то сваять, когда нужно сделать срочно. Это не самый правильный вариант, но он работает.
В целом, мне хочется и попеть, потому что я плохо себе представляю сольную инструментальную программу. Даже я, гитарист, не смог бы её долго слушать. Нужно добавить в репертуар хотя бы несколько песен. У меня есть материал групп, в которых я раньше играл, есть песни моих знакомых, которые будут не против, чтобы я их исполнил. Но опять же встаёт вопрос: а кому это нужно? Я могу сделать материал, но сам себя продвигать не умею. Знаю, что я классный, но хвастаться этим не умею. Если у меня будет понимание: то, что я делаю, будет востребовано, я этим займусь.
Ещё я выступаю в дуэте с рабочим названием Bionic Souls вместе с КиберАлёнкой, которая тоже носит протез руки. Это девушка из Питера, она очень классно поёт, технично, с эмоциями. Мы выступаем вместе, когда она приезжает в Москву, или я езжу в Питер.
У меня был такой момент, когда я открывал «бизнес» – студию звукозаписи. Эта ситуация оставила меня с долгами и пониманием, что я не предприниматель. Тогда у меня была клиентка, которая попросила написать ей песню типа «Listen to Your Heart» Roxette. То есть что-то похожее по настроению, звучанию. Моя соседка написала для неё текст, он оказался офигенным, мы сделали музыку. В результате, песня появилась, но заказчица отказалась от неё, потому что «внезапно» решила родить ребёнка.
Песня лежала у меня, пока мы с Алёнкой не встретились, и я ей предложил её исполнять. Мы её исполняем вместе, под минусовку из неё я выступаю сольно. Этот дуэт нам тоже хотелось бы развивать, потому что от музыки с вокалом гораздо больше отдачи от зрителей. Но у меня нет задачи до кого-то донести своё «гениальное» творчество. Мне просто по кайфу играть на сцене.
— Вы много ездите по России. Где вам больше понравилось? Какой город больше запомнился?
— Да, езжу в командировки на разные мероприятия, выставки, презентовать протез, на стенде постоять и пообщаться с людьми. Сложно сказать, где больше нравится. Я человек, который долгое время «отрицал» путешествия в принципе. Так же я отрицал качалку, потому что мне казалось, что это сложно, и только в 35 лет начал ходить в зал. Поэтому сейчас мне интересен любой город, куда меня приглашают, мне нравится ходить по музеям. Я скучноватый человек (улыбается). Я хожу по краеведческим музеям, брожу по городу. Например, когда был в Сочи, решил сгонять в Красную поляну – просто посмотреть, что это такое. Я ехал на каршеринге, увидел, что парковаться негде, развернулся и уехал обратно!
— Насколько вам комфортно жить в Москве?
— Это класс! Здесь я ощущаю себя дома. Когда я переехал из Кирова, для меня это было удивительно. В начале 2000-х в Кирове я себя не чувствовал в безопасности, там у меня друг на пробежку с топором выбегал, просто для самообороны. Я так не делал, потому что не бегал. Я тогда был гораздо более зашуганный, интровертированный и всего боялся. В темноте старался по Кирову не ходить.
Не калечили меня никогда, но пару раз неприятно стукнули. Кировские разборки были очень прикольные. Один раз я девушку встречал из колледжа, а рядом было другое учебное заведение, где стояли пацаны. А у меня был рюкзак-торба, сшитый из джинсов, с разными висючками. Меня пацаны поймали и решили, что я панк. Я им говорю: чуваки, какой из меня панк? Пару раз меня стукнули, я вырвался, убежал, слышу, они догоняют. Я уже приготовился, что мне хана. А они догнали, чтобы извиниться! И когда я переехал в Москву, стал чувствовать себя гораздо комфортнее. Но и я повзрослел.
— У вас есть собака? Расскажите о ней.
— Да, у меня есть такса Галя. Мечта завести собаку – это из детства. У моего друга, у которого я первую гитару подключал, жила такса Юлька. Я на это насмотрелся и тоже мечтал о таксе. Решил, если будет мальчик, назову Багет, девочку назову Галета. Соответственно, у меня девочка. Кайфовая собака!
К сожалению, мы с ней довольно поздно начали вместе гулять. Взяли её в начале осени, зимой было холодно, и решили щенка не вытаскивать на улицу. Стали гулять с ней только весной, поэтому она сейчас немножко диковатая. Она мало контактировала с другими собаками и людьми в детском возрасте. Галя довольно невоспитанная, но очень классная, весёлая, задорная и, главное, очень меня любит.
Это такое ощущение, конечно, не то же самое, что ребёнка завести, но похожее. У меня в детстве был пёс, но Галя – это своя собака, заведённая во взрослом возрасте без родителей. Это совсем другие ощущения, другая ответственность и привязанность другая.
Фото и видео предоставлены героем публикации
*Компания «Моторика» исследует и разрабатывает технологии на стыке медицины и робототехники с 2014 года, занимается медицинской кибернетикой, разрабатывая и производя протезы рук, ног и ассистивные устройства, которыми человек искусно управляет для восполнения функций и поддержки своего здоровья.
