Максим Жегалин: «Мне нравится сидеть дома, писать и смотреть “Отчаянных домохозяек”»
Максим Жегалин — человек яркий и разносторонний. Играет в театре, печатается в журналах, выпускает книги, читает лекции. Я бы хотела быть как он — сидеть себе в уютной квартире в Замоскворечье и работать над романом о Серебряном веке. Это же просто жизнь из моей мечты! Правда, чтобы прийти к этому, Максиму пришлось доказать, чего он стоит.
Инфоповодом для этого интервью стал выход книги «Бражники и блудницы. Как жили, любили и умирали поэты Серебряного века», над которой писатель работал полтора года. Том из 364 страниц вместил в себя судьбы самых ярких представителей этой знаковой эпохи. Лично мне книга очень понравилась — в отличие от разных литературоведческих исследований, которые я раньше читала про это время, роман Максима Жегалина получился очень живым. Он помогает создать чёткое впечатление об этом периоде, а поэтические строки гармонично вписываются в перипетии жизней.
Биографический сериал и большой коллаж из разных историй
— Расскажите, как шла работа над «Бражниками и блудницами». Это была ваша идея или заказ?
— Ко мне обратилось издательство, его главный редактор Лёша Киселёв. До этого мы с ним очень много сделали совместных проектов, вместе работали в Мобильном художественном театре. Лёша там был художественным руководителем, я драматургом. Сделали несколько спектаклей, я думаю, пять или шесть. Потом Лёша Киселёв стал главным редактором издательства Individuum. Однажды он написал мне: «Максим, есть маза». Я такой: «Окей». И он мне позвонил и рассказал эту прекрасную идею. Честно говоря, она у меня уже бродила в голове несколько лет. И я, недолго думая, согласился, потому что всё это мне было интересно.
А дальше что? Дальше был какой-то такой долгий подготовительный период, когда я не решался начать, собственно, писать. Я что-то читал, читал, читал, читал, мы сделали большую табличку персонажей, то есть выписали просто в столбик людей, которые точно должны были в книге присутствовать, их получилось, по-моему, больше 60. И про каждого нужно было какую-то арку понять. Конечно, со временем основных персонажей стало меньше, кто-то стал главным, кто-то второстепенным, кто-то совсем на один абзац, но, тем не менее, по-моему, все из тех 60, которых я выписал вначале, в книге присутствуют.
Я тоже не был знатоком Серебряного века, понятное дело, я знал много стихов, знал какие-то биографии, но именно такой подробной картины, которая требовалась, у меня не было. Поэтому нужно было для начала определить хронологические рамки. Но мы как-то быстро поняли, что нужно делать с 1905 по 1921 год. Я начал искать, с чего начать. И чудесным образом обнаружил, что 9 января 1905 года Андрей Белый впервые приехал в Санкт-Петербург.
— И окончание – логично, расстрел Гумилёва.
— Да, расстрел Гумилёва, смерть Чеботаревской, смерть Блока.
— Насколько сейчас востребована тема Серебряного века? Понятно, что изучают школьники, студенты-филологи или театралы. Насколько сейчас уже есть понимание, кому это интересно, кто покупает книгу, кто её читает?
— Судя по тому, как продаётся книга, многие интересуются, спрашивают, читают, покупают. Какой-то большой успех. Мне кажется, в целом, это время – начало XX века – очень мало где показано. То есть у нас практически нет сериалов про это время, очень мало фильмов, мало какой-то популярной литературы. Понятно, что много создано про вторую половину XX века, даже про 1920-е больше, а вот именно про Серебряный век почему-то очень мало всего, и поэтому существует масса штампов и мифов. Причём эти мифы могут быть совершенно разнонаправленными. Например, есть миф, что Серебряный век – это какие-то бесконечные тусовки, извращения и так далее, что не так. Или совершенно противоположный миф, что Серебряный век – это время вздыхающих барышень и романтических юношей, что тоже не так совершенно.
Честно говоря, ничем и никогда я не занимался с таким интересом. Иногда представляю, вот что бы я делал, окажись году в 1913 в Петербурге (а я бы очень хотел увидеть это своими глазами). Наверное, пошел бы в «Бродячую собаку», куда бы не пустили. Постоял бы рядом, посмотрел бы, как выходят оттуда под утро – пьяные, уставшие, громкие. Послушал бы, о чём говорят. Кого-то узнал бы сразу, удивился тому, как они не похожи на фотографии. Удивился бы, что все это звучит, двигается, дышит. И ничего, наверное, не смог бы сказать.
Про что получилась книга. Формально про то, кто куда пошёл, кто кому что сказал, кто кого полюбил, кто с кем поссорился. Но ещё и про то, как быстро всё промелькнуло, как всё было обречено, предсказано, ясно и при этом необъяснимо. Про безумцев, чудаков, хамов, пророков, мистиков, подлецов, про прекрасных дам и просто красавиц . Про великую наивность, драгоценную чушь и слепую веру. И про то, как всё это было разрушено. (Из блога Максима Жегалина)
— Как сейчас проходит продвижение книги? Мне, например, её порекомендовал алгоритм сервиса «Яндекс Книги». И на фоне того обилия современной литературы, где дизайнеры стараются сделать очень яркие и красочные обложки, книга очень выделяется. Она оформлена строго и, кстати, в традициях Серебряного века.
— Я безмерно благодарен издательству, честно говоря, восхищён абсолютно издательством Individuum, потому что я как автор чувствую, что обо мне постоянно заботятся, что то, что я делаю, интересно издательству, нужно. Здесь же достаточно малый круг авторов, но много интересных идей и проектов. Например, недавно издательство проводило свой фестиваль «Бражники – и напиться», он проходил параллельно с ярмаркой Non/fiction. И это было совершенно чудесно, тепло, здорово, там все со всеми перезнакомились, переобнимались. Это маленькое издательство, оно прекрасное, и я очень рад, что туда попал, там работают замечательные люди. И, собственно, аннотация, и название, и эта чудесная обложка, которая мне сначала не нравилась, а сейчас очень нравится, – всё это работа Individuum и его прекрасных сотрудников.
— На книгу активно приходят отзывы, и не все из них лестные. Например, в «Яндекс Книгах» мне встретился такой: «Книга написана просто ужасно, как будто автора стошнило всеми биографиями, и вам теперь предстоит в этом месиве разбираться». Как вы относитесь к критике и к отзывам, в частности, таким?
— Ну, слушайте, если бы это был один отзыв, наверное, мне было бы грустно. Но я-то знаю, что книга написана прекрасно и великолепно (улыбается). Возможно, поначалу на платформе была не та версия вёрстки. И там было, правда, очень трудно читать: не было необходимых отступов, кавычек, пробелов. Поэтому, может быть, женщина запуталась, психанула, всякое бывает. Но в целом большинство отзывов какие-то неожиданно хорошие.
— Но ведь наверняка же какой-нибудь доктор наук, специалист по Мандельштаму или по Гумилёву, может к вам придраться. Не боитесь такого, что в каком-то научном сообществе не примут, будут искать неточности и ошибки?
— Да, сто процентов может, и я не сомневаюсь, что всё-таки какие-то ошибки закрались в книгу, хотя я старался миллион раз всё проверять. Ну и пусть ищут, у меня же не литературоведческая книга, там нет никаких оценок, нет никаких литературоведческих исследований, это, по сути, биографический сериал, большой коллаж из разных историй.
Через книги в мою жизнь приходят новые люди
— Это не первая книга для вас. Вы в 2019 году издали «Искусство под градусом». Сколько вам тогда было, 23-24?
— 23 года, да.
— Почему вдруг «Искусство под градусом»? Почему тогда вас заинтересовала тема алкоголя в искусстве и среди творческих людей?
— Ой, честно говоря, я думаю, что переборщил с той книгой. Не могу сказать, что я сейчас как-то слишком горжусь этой работой. Я тогда, наверное, ещё плохо понимал, как нужно составлять тексты, и очень мало было времени на эту работу. Она тоже вроде бы и хорошо продалась, и какой-то там был небольшой успех. Но в целом, по гамбургскому счёту, мне кажется, что это далеко не шедевр. Ну и ладно. В конце концов, мне было тогда 23 года, почему бы и нет. Зато я научился долго сидеть и работать над книжкой. Поэтому, собственно, что жалеть, нормальная книга. Знаю, что кому-то она очень понравилась, даже очень многим понравилась. И через эту книгу ко мне в жизнь пришло много разных людей, с которыми я до сих пор дружу.
— А можно ли научиться писательскому ремеслу, как думаете?
— Честно говоря, мне кажется, на каком-то уровне – да. Тем более, если есть такой посыл. Наверное, да, можно научиться. Сторителлингу можно научиться.
— Сторителлинг – это всё-таки немного другое. Это ближе к журналистике.
— То есть можно понять, что должно быть начало, кульминация и финал, что у каждого героя должны быть изменения, каждый должен как-то развиваться. Это ближе даже, наверное, к сценаристике. Есть куча книг по сценаристике, там везде пишут одно и то же, и это всё понятно и доступно. И в целом понимать какую-то логику текста, мне кажется, тоже можно научиться, ну а уже какой-то магии и волшебству (я сам не знаю, обладаю я этим или нет), мне кажется, научиться нельзя.
У меня с детства была болезненная амбициозность, я всегда хотел жить в Москве
— У вас актёрское образование. Как вы замахнулись на столичные вузы, будучи мальчиком из маленького города Сенгилея? Почему решили поступать в Москву, а не в Ульяновск, например, где тоже есть неплохая театральная школа?
— Честно говоря, у меня с детства была какая-то болезненная амбициозность, и я всегда очень хотел жить в Москве. Вот правда, сколько себя помню. Поэтому у меня не было никаких вариантов, кроме этого. То есть я очень хотел поступить в Москву, и всё так сложилось, что я легко и быстро поступил. И уже 12 лет живу в Москве и очень люблю этот город.
— В одном из интервью я прочитала, что перед поступлением в вуз вы занимались с ульяновским актёром Владимиром Кустарниковым. Это правда?
— Да. Он замечательный, талантливейший, добрейший, благороднейший человек, который совершенно бесплатно мне, незнакомому тогда, помог. И без него я бы стопроцентно не поступил. Он каким-то абсолютным чудом встретился и всё решил. Так как я верю во всякие важные совпадения, и считаю его, конечно, одним из самых «поворотных» людей в моей жизни. Хотя мы, честно говоря, с тех пор не общаемся. Но я о нём с большим теплом всегда вспоминаю.
— Тогда, в 2013 году вы поступили сразу в несколько московских вузов. А почему выбрали не Щуку, не Щепку или ГИТИС, куда обычно поступают, а именно Высшую школу сценических искусств Константина Райкина?
— Я считаю, что нужно выбирать мастера. Константин Аркадьевич Райкин – очень крутой мастер. И, честно говоря, я хотел попасть в его мастерскую несколько лет. Просто он ушёл из школы-студии МХАТ и открыл свою школу. Недолго думая, я пошел к Константину Аркадьевичу, и не могу сказать, что я пожалел о своём выборе.
— Насколько ваши детские ожидания о том, что вас встретит в Москве, сбылись? Как вас принимает город?
— Ожидания абсолютно сбылись. Сейчас я город знаю наизусть, буквально в каждом переулке что-то происходило. Я иногда люблю ехать по Садовому кольцу, смотреть на дома и вспоминать, к кому тут в гости ходил. Город стал уже совершенно своим при том, что я гораздо больше люблю Санкт-Петербург. Но почему-то мне кажется, что я не смог бы там жить. Хотя, наверное, смог бы, но пока не решился на это. Может быть, когда-нибудь я перееду в Санкт-Петербург. В Петербурге просто есть какая-то своя магия, которой нет в Москве, тем более учитывая мою любовь к Серебряному веку. Но в Москве есть что-то другое, я не понимаю, что. Хоть иногда она бывает достаточно мерзкая, особенно в последнее время. Какая-то совсем уж такая вычищенность, и везде эти самокаты. И капучино за 500 рублей. И очереди в рестораны. Это, конечно, чуть-чуть надоедает. Но в целом, нельзя сказать, что это противно, это нормально.
— Есть ли у вас места силы, места, где вам нравится бывать?
— Я очень люблю район, в котором сейчас живу, – Замоскворечье. Я снимаю тут квартиру уже второй год, у меня прекрасный вид из окна – на всю Москву, куча разных церквей вокруг, я постоянно просыпаюсь под колокольный звон. Раньше так совпадало, что я жил всё время где-то в районе Бауманской – Сокольников. Лет восемь я там жил. Я снимал разные квартиры, но как-то так совпадало, что я все время жил в Басманном районе, условно говоря, плюс Лефортово и Сокольники. И, конечно, там я знаю каждый угол, каждую собаку. И я тоже очень люблю это место. И весь этот район: как поворачиваю на Басманную улицу, то всё, чувствую себя дома.
Много разных воспоминаний связано у меня с садом «Эрмитаж», где раньше было очень модно тусоваться, но сейчас это мне поднадоело. И, конечно, Марьина Роща, где находится наш институт, и раньше находился театр «Сатирикон», тоже я люблю. В нём я себя чувствую абсолютно защищённым. Не знаю, как это объяснить, в этом нет никакой логики, но я приезжаю на Марьину Рощу – и чувствую себя защищённым.
Если выбирать из других городов, то Петербург можно назвать местом силы. Я миллион раз там был, но каждый раз, когда я приезжаю, у меня перехватывает дыхание. И у меня есть какое-то внутреннее странное убеждение, что я там жил когда-то прошлой жизни, потому что каждый раз происходит какое-то узнавание. Как, знаете, только знакомишься человеком, а тебе кажется, что ты его сто лет знаешь, вот так же у меня с Петербургом. Ещё из таких мест в мире – Венесуэлу обожаю. Я два раза ездил в Венесуэлу по путёвке, это было прекрасно. Такая прекрасная, безумная, дикая абсолютно страна. Конечно, я бы не хотел там жить, но приезжать и пить пина коладу там прекрасно. Ну и, понятно, Париж я очень люблю. Из европейских городов, наверное, больше всего люблю именно Париж.
— А Сенгилей как отзывается? Вы же там бываете периодически?
— Бываю, но не могу сказать, что у меня есть какое-то щемящее чувство к малой родине. Да, город Сенгилей, понятно, я там вырос, там живут мои родители, брат, бабушка, все дела. Он мне в целом симпатичен и понятно, что какой-то частью своей души я люблю Сенгилей. Но мне там как-то перестало быть комфортно. Не знаю, даже не то чтобы физически, а ментально. Видимо, я всё-таки очень привык к этому безумному московскому ритму и к возможности выйти из дома в 10 часов ночи и пойти куда угодно. В Сенгилее я начинаю на второй день тосковать, мне скучно, нечего делать.
И в 50 в жизни ничего не меняется, и все так же веселятся
— Ещё интересно про ваши театральные проекты. Где вас можно увидеть, в каких театрах, на каких спектаклях?
— Я сейчас играю два спектакля в Театре.doc. Один из них – «Зелёные щёки апреля», там у меня главная роль. Это моя самая большая театральная работа. Режиссёр Лена Махова прекрасна, и у меня там прекрасные партнёры – Арина Маракулина, Олег Соколов, Валентин Самохин. Великолепная пьеса Михаила Угарова. И в целом спектакль сделан из ничего абсолютно, но мне кажется, что он получился хорошим. И поэтому я всегда с уверенностью зову на него людей. Да, он сложный, местами его трудно понять, трудная пьеса, тяжёлый материал, но в целом, мне кажется, получилась магия.
Ещё один спектакль – это «Греки. Эдип. Медея» тоже в Театре.doc. Я его, правда, редко играю. И третий спектакль – это «БродскийМаяковскийБлок» в театре «Практика». Там мы читаем стихи, соответственно, Бродского, Маяковского и Блока. Вот такие у меня сейчас есть работы в театре. Вряд ли появятся другие, потому что всё-таки меня сейчас новые дела и работы стали увлекать, репетировать некогда.
— Если вашу фамилию загуглить, сразу выходит: и поэт, и писатель, и актёр. Что вам ближе из этого набора? Кем вы себя считаете?
— На самом деле, каждый раз выход книги меняет жизнь. Это касается даже «Искусства под градусом». Не могу сказать, что та книга как-то сильно поменяла мою жизнь, но через книгу приходят новые люди, образуются новые связи, проекты. В 28 лет у меня был какой-то странный кризис, я вообще не знал, чем хочу заниматься. Даже ходил к экстрасенсам и гадалкам, чтобы они мне рассказали, чем мне заниматься в жизни (улыбается). Мне тогда даже писать не хотелось. Но когда я начал работать над этой книгой – «Бражники и блудницы» – у меня что-то начало получаться, и я понял: вот этим я хочу заниматься. А потом благодаря книге меня позвали писать сценарии. И уже год я со своим чудесным соавтором Никитой пишу сценарии сериалов и чувствую себя на своём месте.
— Вам скоро 30. Это уже серьёзная цифра. Пугает ли вас возраст?
— Честно говоря, мне не страшно, эта цифра меня не пугает, и мне вообще всё равно. То есть я раньше переживал, что долго ничего не писал, мне нечего предъявить, я никто и звать меня никак. Сейчас хотя бы книжку написал. Мне кажется, какое-то важное дело до 30 лет я сделал. И я прекрасно прожил свой отрезок от 20 до 30. Я его хорошо помню. Так получается, что я себя до 20 лет очень плохо помню. С 20 до 30 я делал всё как надо, у меня была куча безумных историй, влюблённостей, драм, трагедий, пьянства, романтики и так далее. Сейчас мне всё это надоело и опостылело, мне нравится сидеть дома, смотреть каких-нибудь «Отчаянных домохозяек», ходить каждый день на работу и в спортзал, ездить на природу. Я очень рад тому, что я успокоился, рад, что устоялась жизнь и сформирован круг близких людей. Конечно, туда иногда попадают и новые люди, а кто-то уходит.
Как говорил персонаж моего любимого фильма («Мне не больно» Алексея Балабанова – прим. ред.): «Главное – найти своих и успокоиться». Своих я уже нашёл, я их очень люблю, и я спокоен. Я доволен собой, мне нормально, что мне 30, и моим друзьям тоже 30, а некоторым уже и 35, а кому-то и 50! И что? Сейчас так сильно сместился и размылся возраст: ты никогда не скажешь, 30 лет человеку или 40. Все выглядят примерно одинаково. И в 50-60, как я посмотрю, многие чувствуют себя молодыми, так же веселятся, и ничего не меняется.
Мой любимый фильм «Титаник». Я каждый раз на нём плачу
— Какие режиссёры вам нравятся? С кем бы хотелось поработать, если бы была возможность?
— Из театральных я очень люблю Юрия Бутусова, и мне кажется, это огромная трагедия для нашей страны, что он уехал. И мне сейчас очень не хватает в Москве бутусовских спектаклей. Сколько бы я на них ни ходил, мне всё время мало. Прекрасный спектакль «Р» идёт в театре «Сатирикон», слава богу, всё ещё идёт. И в целом сейчас появляется новое поколение режиссёров. Какие-то ученики Женовача приходят и делают, по-моему, классные спектакли. Но, конечно, жалко, что многие уехали из страны.
Мой любимый фильм – «Титаник», как бы банально ни звучало. Понятно, я люблю очень Балабанова, фильм «Мне не больно» обожаю, я его знаю просто наизусть. Киру Муратову я очень люблю. А Ренату Литвинову разлюбил как-то. Хотя её «Северный ветер» мне очень понравился. Фильмы Тарантино обожаю. Ну и, конечно, старых мастеров.
Но я не люблю эти перечисления режиссёров, потому что мне кажется, что ты так хвастаешься, какой у тебя хороший вкус. Поэтому я и отвечаю, что мой любимый фильм – «Титаник». Я каждый раз на нём плачу. Потому что говорить «Я люблю Тарковского» или «Я люблю Феллини», мне кажется, это уже такая пошлость. Хочется что-то дурацкое всё время отвечать.
— Если говорить про музыку… Когда готовилась к интервью, прочитала ваш пост, где вы пишете, как пели: начали с Ланы Дель Рей, а закончили песней «Выйду в поле с конём» группы «Любэ». Понимаю, что музыкальные вкусы у вас разнообразные. Что нравится, вдохновляет, впечатляет?
— Я обожаю Лану Дель Рей. Правда, я знаю все её песни, постоянно их слушаю. Из русских я очень люблю группу OQJAV, в какой-то момент я просто их переслушал, можно сказать, заслушал до дыр. Мне нравятся «Обе две» и Катя Павлова. Люблю, конечно же, Земфиру (власти РФ признали певицу иноагентом – прим. ред.), Аллу Пугачёву. У меня очень разрозненный музыкальный вкус. Чего только нет в подборке на «Яндекс Музыке»! Много каких-то вообще безумных саундтреков, музыки из фильмов, какой-нибудь Ханс Циммер, потому что мне это помогает писать. Что-то душераздирающее, пафосное. Люблю под такое писать.
— А «Бражников и блудниц» подо что писали?
— Как раз под безумно пафосную музыку без текста.
— Мне кажется, чувство юмора – очень редкое качество для русского писателя. Не побоюсь сказать, мы своих сатириков по пальцам одной руки можем посчитать: Гоголь, Хармс, Аверченко. А вы как считаете, помогает ли вам чувство юмора?
— Конечно, помогает, и тут важно не переборщить. Кстати, у меня раньше была такая проблема, потому что иногда начинаешь заигрывать с читателем этим юмором, уже и одного предложения не можешь написать нормально. Да и юмор бывает разный. Откроешь иногда какого-нибудь, прости господи, блогера в телеграме или в фейсбуке (запрещённая в России соцсеть – прим. ред.), и у него дофигища подписчиков, и все над этим смеются, но это не смешно, это грубо, это всё уже тысячу раз использовано. Конечно, с юмором надо обращаться аккуратно.
Мне раньше нравилась какая-то уж совсем постирония и дичь, но сейчас я это разлюбил. Мне кажется, всё-таки наступает период усталости от иронии. И хочется, на самом деле, хотя бы иногда серьёзного тона в разговоре. И вот, кстати, в современном театре последних двух лет очень много какой-то постпостиронии, за которой любой смысл теряется. И ты уже не понимаешь, зачем три часа смотреть, как все шутят. И становится уже несмешно.
— Максим, о чём вы мечтаете? Есть ли какая-то мечта на ближайший срок?
— Вот у меня недавно сбылась одна мечта. Я в последний раз ездил в Европу в 2019 году. А недавно снова смог съездить, несмотря на все трудности, всё-таки получилось это сделать. Прям большой двухнедельный евротур получился. Мечта у меня – бросить курить. Я не могу никак бросить курить, это какое-то проклятье. Ещё есть мечта – купить себе дом, можно в Подмосковье, а можно где-нибудь во Франции, почему бы нет. Я мечтаю о блаженной, тихой, богатой старости. Вот моя мечта.
Фото: Ольга Галицкая, Вера Игнатова
