«Я человек-каталог». Павел Солдатов даёт рецепты по выживанию в эпоху самоизоляции

Специально для проекта «ВКонтексте: живая книга», который мы создаём вместе с библиотекой №8 (а она самая креативная!), мы поговорили с ульяновским трендсеттером Павлом Солдатовым. Я долго подбирала слово, чтобы не указывать все Пашины занятия — он и режиссёр, и актёр, и поэт, и сценарист, и арт-директор, и организатор событий.

С Павлом мы уже встречались и говорили год назад. Тогда мы не зацикливались на сиюминутном, а обращались к разным темам — к прошлому и будущему, к театру и литературе, к жизни и смерти (и жизни после смерти)… Интервью до сих пор пользуется большой популярностью на сайте, а самого Пашу вспоминают чаще других герои наших материалов.

В этот раз мы хотели остановиться на литературных экспериментах Павла, но, разумеется, разговор оказался более глубоким.

Для практики – Чехов, для чтения – Толстой

— У нас литературный проект, поэтому сразу хочется узнать, что ты прочитал за последнее время? Можешь рассказать, что особенно запомнилось?

— Очень сильное впечатление на меня произвела книга Маркуса Зусака «Глиняный мост». Я раньше прочитал два романа этого человека: «Книжный вор» и «Посланник». Первый роман знает большинство, «Посланника» знает меньшинство… «Глиняный мост» — выдающееся произведение о взрослении, о моментах инициации пятерых ребят из семьи Данбар, которых покинула рано мама – умерла от рака, — и ушёл отец. Спустя много лет он возвращается. Отца они называют убийцей, потому что он их кинул на произвол судьбы. Но он предлагает одному из братьев построить с ним мост. Мост здесь символизирует диалог оторванных друг от друга членов семейства, которое в конце концов объединяется. Милая тёплая книга, очень толстая, не уступает, наверное, романам Льва Николаевича Толстого.

Перечитываю фрагментарно тех авторов, которых заявляю в своих стримах (позже Павел рассказывает, как именно он проводит эфиры — прим. ред). Прочитал книгу «Однажды» Даниила Хармса, абсурдистская вещь, у Антона Павловича Чехова перечитал сборник рассказов всевозможных меланхоличных. Читаю поэтов – «проклятых», Джима Моррисона, Гийома Аполлинера, буду готовиться к читке Велимира Хлебникова. Для меня открытием был Гарсиа Лорка. Я рандомно выбрал этого поэта, раньше не был с ним знаком. Очень сильно меня потрясла его книга «Поэт в Нью-Йорке», такие урбанистические, направленные против капитализма и расизма стихи. Очень страшные и дисгармонирующие с общим видом всего творчества поэта, где есть мифология, природа, эпические моменты. А здесь такая жёсткая урбанистика. Очень понравился Лорка в этом отношении!

Я стал читать профессиональную литературу. У меня был очень толстый журнал «Театр», это старейший театральный журнал в стране, в этом номере было написано о независимых театрах России. Питер, Москва и несколько регионов – Ростов-на-Дону, Казань и даже Ульяновск. Там было написано об ульяновской студии Enfant-Terrible, об их становлении, принципах, о том, как они работают. Благодаря журналу я подписался в соцсетях на все упомянутые театры, слежу за их работой в режиме онлайн. Это, на самом деле, очень подбадривает – какие форматы они придумывают или берут уже найденные и адаптируют. Например, завтрак или обед с тем или иным актёром на даче – такие, довольно обычные обстоятельства. Просто коммуникация с живым человеком, который хочет общаться, и с ним тоже хотят общаться другие люди.

Ещё из профильной литературы читаю журнал «Искусство кино». У меня осталось три недочитанных номера за 2016 год, после чего я разорвал подписку, потому что всё приходило глубоко не вовремя. Забавно читать написанное о кинематографе с точки зрения профессионалов в 2016 году, когда на дворе 2020-ый. Какое-то подглядывание, возникает чувство вуайеризма. Как будто подглядываешь за тем, что уже и так знаешь.

Что касается кинематографа, я сейчас жду выхода всех частей «Дау», это большой экспериментальный проект Ильи Хржановского. Он состоит из 12 или 15 частей, посвящён советскому периоду истории, конкретно учёному физику Льву Ландау. Он не совсем документальный, суть его в том, что проект снимался несколько лет на закрытой территории, и актёры эту территорию не покидали – жили, пили, ели пищу, которая была в период с 20-х по 60-70-е годы. Это большая эпическая вещь. Сейчас вышли только две части  — «Дау. Вырождение» и «Дау. Наташа». Жду продолжения.

— Тебе в кино и литературе ближе саги, какие-то эпические вещи или маленькие, камерные?

— Я поклонник большой формы, то есть выбираю романы. Не скажу, что мне нравятся романы-эпопеи, но формат Толстого, Достоевского мне ближе, чем чеховский формат рассказов. Но если я хочу использовать это на стриме, я скорее выберу Чехова, нежели Толстого. Потому что слушать Толстого и экспериментировать с Толстым очень сложно – в плане его объёма, сложноподъёмных тем и так далее. Поэтому для практики – Чехов, для чтения – Толстой.

Сократический метод - метод выбранный моим пальцем в диалоге с пустотой. 
Палец ищет истину, позабыв о потребностях моего тела. 
Пустота позабыла о времени в диалоге с материей. 
Мой палец был обречён на счастливое разложение. Павел Солдатов

Раньше мы исследовали необычные пространства нашего города, а сейчас мы исследуем место нашего постоянного обитания. Такая вот пространственная деформация

— Расскажи, чем сейчас занимаешься, как переносишь сложности самоизоляции?

— Первый стрим я провёл, когда карантин только нагрянул на Ульяновск. Мы делали его совместно с «Диалогом молодых». Ребята позвали меня рассказать о креативной экономике, условно говоря, о том, чем я занимаюсь. После этого меня формат заинтересовал, я стал проводить раз в два дня всевозможные эфиры, прочитал почти все свои произведения, поэтические и прозаические, потом перекинулся на классиков, на серебряный век, на «проклятых поэтов», читал Чехова. Условно говоря, сейчас читаю всё  то, что хотел бы прочитать в других обстоятельствах. Кризис сделал такой замкнутый мир, в котором приходится как-то коммуницировать с миром внешним, потому что этого не хватает, потому что в этом вертелся раньше, и чтобы не было какого-то психологического невроза, стримы позволяют мне эмоционально разгружаться.

Потом стал делать коллаборации с музыкантами. Скоро во второй раз пройдёт «Вечер тихих звуков». В принципе, проект не новый, он направлен на исследование своего замкнутого пространства – квартиры. Ребята поют из необычных мест свои песни – может быть, не только свои – в режиме онлайн, мы делаем это с помощью Instagram. Сейчас три основных инструмента для работы – это Instagram, ВКонтакте и  Zoom, через который мы ведём всевозможные проекты.

Потом думал, как закончить просмотр всех фильмов, которые были запланированы в киноклубе «Джармуш». Выход тоже нашёлся – мы общались с аудиторией, которая смотрела тот или иной фильм синхронно в чате. В принципе, мне кажется, сейчас письменный формат более актуален, чем видео. Когда я предложил общаться в  Zoom’е, на связь вышло четыре человека. Письменный формат, как это было в начале нулевых, тоже сохраняет актуальность при обсуждении той или иной ленты.

Есть идея создать театральный проект – это читка на два-три лица в Zoom’e или в Instagram’е. Мы с актёрами будем выбирать какую-то пьесу или рассказ. Условно говоря, это будет читка по ролям в режиме онлайн. Если говорить о каких-то более серьёзных проектах, связанных с полноценным концертом или театральным представлением, пока что мне немного странновато представлять это в карантинных условиях, где специфическая акустика, где нет нужного фона. Либо это какая-то бытовая будет история из разряда новой драмы, либо нужно искать заброшенную площадку, когда будут сняты определённые ограничения по передвижениям, и там уже можно будет что-то замутить с полноценным звуком, с широким пространством по перемещению. Либо думать над чем-то, что будем замкнутым, камерным.

В принципе,  пробую разные форматы – музыкальные, театральные, кинематографические. Недавно завершился театральный фестиваль DRAMA, у него очень долгая история. Он планировался ещё в марте, но из-за ограничений его перенесли на конец апреля. В результате, он переместился в формат онлайн, при этом мы сохраняем возможность его офлайн-проведения – осенью, когда, надеюсь, всё снимется. Мы продолжаем цикл проектов в рамках этого фестиваля. Сейчас у нас идёт «Дом серебряной поэзии» — это чтение поэзии серебряного века в необычных локациях своего дома. То есть, если раньше мы исследовали необычные пространства нашего города – бары, заброшенные склады, хранилища, — то сейчас мы исследуем место нашего постоянного обитания. Такая вот произошла пространственная деформация.

— Необычные места дома – это что? Ванная, туалет?

— Это непубличные места, откуда реже всего ведутся стримы. Это туалеты, балконы, под кроватью можно что-то соорудить, можно построить шалаш, можно забраться в шкаф. То есть, то место, где не очень удобно, место личное, интимное. Чтобы люди преодолели не  только поэтическую дистанцию, но и интимный рубеж, показали нам что-то сакральное, сокровенное, впустили нас в собственную пещеру. Вот так общаться, как мы сейчас, когда видим какой-то безобидный фон, неинтересно, ведь люди способны к эксперименту. А поэзия «серебряного века» — это всегда какой-то эксперимент, эксперимент с формой, содержанием, символами, и, в принципе, хотелось бы, чтобы участники экспериментировали и с формой внешнего вида, и с формой дома, в котором они живут.

Мне сны другие стали сниться!

— Паш, с какими проблемами ты столкнулся во время этих поисков, когда везде мешают ограничения?

— Первая проблема – у меня сорвалась куча концертов. Хотя, в первую очередь, они сорвались у музыкантов, потому что закрыли все концертные площадки, насколько возможно, мы все концерты перекидывали до конца мая. А сейчас уже понятно, что и конец мая, скорее всего, будет перенесён. Это предполагает финансовые убытки заведений, музыкантов, то есть всего музыкального сообщества. Отменяются крупные фестивали, на которые я планировал съездить летом. Тот же самый Park Live (ежегодный московский фестиваль, проводящийся с 2013 года – прим. ред.) перенесли на 2021 год, это же касается и тех событий, которые проходят поблизости, типа Грушинского фестиваля (бардовский фестиваль, проводящийся под Самарой с 1968 года – прим. ред.). Под вопрос ставится перемещение по культурным точкам, знакомство со всевозможными музыкальными личностями. Это, наверное, главная проблема.

А вообще, вынужденная самоизоляция открыла мне доступ к книжной полке, количество книг, которые я сейчас читаю, в разы увеличилось. Количество фильмов, которые хотелось посмотреть или пересмотреть, тоже увеличилось. Интеллектуальное развитие в таких условиях, на мой взгляд, идеально! Тем не менее, мы как-то выбираемся во внешний мир, ищем укромные места в лесах, сейчас, например, исследуем леса Заволжья, в ближайших планах – исследовать леса Севера. На левом берегу ходили в сторону Алексеевки. Там прикольно – обрыв, высота, Волга, всё такое… Исследовали Красный Яр, район ЦГБ, «Зари», Новый город. Условно говоря, есть где полазать, где мало людей, свежий воздух, солнце и благоприятные условия для наших лёгких.

У карантина есть проблемы, но есть и плюсы. Человек приспосабливается к самым разным условиям и, мне кажется, сейчас появилась такая уникальная возможность – решить вопросы, необходимые для личностного роста, для психологического роста. Сейчас теплеет, возвращаются пробежки. Я очень люблю бегать по стадиону. Классная штука, чтобы собраться с мыслями, придумать что-то. Мне очень много идей приходило в голову, когда я бегал по стадиону, слушая Radiohead или Shortparis, или Oqjav. Для меня это разрядка, чтобы пофантазировать на ту или иную тему. Мне сны другие стали сниться! Вообще сны стали сниться…

— Про сны можешь подробнее рассказать?  Что ты запоминаешь?

— Я могу рассказать о настроениях. Это чаще всего утренние сны, которые снятся часов в 7 утра. Первоначально они были тревожные, было ощущение, что это никогда не закончится и придётся жить на минимальную зарплату в очень тесных рамках, когда на улицу будет опасно выбираться, такая общая тревога. Плюс это усугублялось тем, что я первые две-три недели пересмотрел огромное количество постапокалиптичных фильмов в духе «Свет моей жизни» (американская драма 2019 года о жизни в условиях глобальной эпидемии – прим. ред.), «Дорога» (постапокалиптическая драма 2009 года – прим. ред.), когда мир превратился в нечто страшное. Вот эта тревога была мотивом и во снах, и в определённый момент в реальной жизни. Но потом тревога стала уходить, потому что творить, что-то создавать можно в любых условиях. И более тяжёлое время было, например, война, когда люди тоже писали, ставили, снимали, ничего их не останавливало. И это новый потенциал для того, чтобы испробовать что-то новое. Я не был большим поклонником прямых эфиров, за тот период, когда такая возможность появилась, я этого не делал вообще ни разу, мне было влом и казалось, что хватает того, что есть. А сейчас это для меня – основное поле исследований.

Лучи идут из одной квартиры, попадают в квартиры соседних домов и при помощи коммуникаций доносятся до соседних городов

— Понятно, кто приходит на эфиры?

— В основном, это друзья или знакомые, которые лично меня знают. Это формат общения, диалога, когда можно рассказать: «А я прочитал такую-то книжку, такой-то фильм, сходил туда-то»… Это форма коммуникации, на мой взгляд, близких людей. Чтобы был широкий охват нужны условия, более профессиональные, чем сейчас есть у меня, — хороший телефон, правильный свет, — или очень уникальное событие.  Привлечь внимание сторонней аудитории просто чтением стихов Велимира Хлебникова или Александра Блока в мире, где тысячи форматов в более прогрессивном и качественном ключе, мне кажется, нереально. Привлечь можно только знакомых или знакомых знакомых. Если это что-то музыкальное, то здесь привлекаются потенциальные слушатели того или иного исполнителя. Если это какой-то онлайн-проект на запись, не прямой эфир, то могут прийти участники из других городов – из Питера, Новосибирска, со всей Ульяновской области. География постепенно растёт. Лучи, которые идут из одной квартиры, попадают в квартиры соседних домов и при помощи коммуникаций доносятся до соседних городов. Вот такая цепочка выстраивается в зависимости от формата проекта.

Михаил Камалеев: А у тебя нет желания написать книгу – художественную или нон-фикшн, — исходя из твоего опыта? Например, про театр, арт-директорство…

— Точно нет. Мне кажется, я достаточно непрофессионален, некомпетентен в плане режиссуры и в плане арт-директорства. Данная работа так или иначе строится на ситуативности, там нет жёсткой методологии. Я бы, например, взялся за работу о театре, если бы стал участником или вошёл в лонг-лист «Золотой маски». Тогда у меня был бы колоссальный опыт в ситуации сравнения с выдающимися работами театрального искусства. Я бы мог чем-то поделиться. В этом случае театр выступает как узконаправленный региональный сегмент со специфической аудиторией. То же самое и с арт-директорством. В России тысячи подобных баров, клубов, принципы работы везде одинаковые. Если бы наша площадка превратилась во что-то сверхуникальное, здесь проводились бы международные фестивали, тогда да. А пока рано.

Если бы я увидел, как Чехова читает незнакомый человек, то не стал бы его слушать

Михаил Камалеев: Чем сейчас занимается твой театр Absurdus (студенческий театр Ульяновского государственного педагогического университета – прим. ред.)? Что сейчас происходит вместо репетиций?

— У нас есть общий чат ВКонтакте, он по-прежнему называется «Вальпургиева ночь». Я стараюсь ребят максимально задействовать в тех проектах, которые у меня существуют, чтобы они принимали участие в фестивале DRAMA, в «Доме серебряной поэзии» (это околотеатральные проекты), чтобы они не сидели без дела, а читали, не боялись нового для них формата.

У многих всё ещё происходит отторжение: театр — это только для «живых», театр – это только на сцене… Но мир меняется, и современное искусство меняется вместе с ним. Оно не может ждать «живых» зрителей, если такой режим продлится целый год. Плюс нужно активизировать ту аудиторию, которая ходила на живые выступления, если мы сейчас её забросим, наши паблики в социальных сетях потеряют актуальность, сложнее будет собрать этих же людей спустя год. Скидываешь им информацию по тем проектам, которые есть, и со временем можешь получить интересные коллаборации.

Но так как большинство актёров в первой половине дня заняты учёбой, она почему-то сейчас занимает гораздо больше времени, потому что формат Zoom-конференций более изматывающ, чем обычный…

МК: Потому что их прогуливать нельзя!

— Некоторые придумывают: микрофон не работает, интернета нет… Здесь много вариантов есть. Но, стоит сказать, что тот уникальный опыт, который мы сейчас вынужденно получаем из-за пандемии коронавируса, может в дальнейшем положительную роль сыграть в виртуальном образовании. До этого причины усовершенствовать систему виртуального образования не было.

— Насколько зрители готовы к восприятию серьёзной литературы? Ведь ты на своих онлайн-выступлениях читаешь Чехова, Хармса…

— Если бы я увидел, как Чехова читает незнакомый человек, то, скорее всего, я бы не стал его слушать. Мне, как слушателю, интересен человек, который это читает.  Слушать поэзию, слушать прозу, на мой взгляд, возможно лишь в формате аудиокниги. Когда перед сном надеваешь хорошие наушники, включаешь аудиокнигу, и начинается полёт фантазии. Поэтому в финале всегда остаётся мало посетителей. Например, смотрело эфир 600 человек, из них оригинальных участников было 20 или 30. А все остальные друзья-знакомые, которые просто вечером заглянули, узнать, как у меня дела. Они даже могут писать такие комментарии: «Привет, пацан», «Жив, браток?» и так далее. Но вслушиваться в сложные произведения могут не все.  Я, скорее, даю людям повод взять книгу, почитать её потом спокойно в тишине, своим примером мотивирую к индивидуальной работе. Это единственная внутренняя бессознательная самоцель, чтобы люди виртуально ощущали присутствие человека, читающего разные произведения. А слушать это безрассудно, на мой взгляд, потому что всё равно отвлекаешься на массу вещей. У нас эфир завис – а такое происходит у большинства – и всё, контекст завис. Я запнулся, меня кто-то отвлёк – и всё, контекст выкинут… В идеале, это надо делать на очень профессиональную камеру, в хороших условиях, с хорошим светом, с безупречной подготовкой.

Геометрия рисунка и закрытые глаза.
Дьявол ландыши рисует на побелке потолка.
Чёрный цвет впитался в кожу.
Жмут одряблые бока.
Дорисован ландыш, боже.
Дьявол тронулся слегка.
Павел Солдатов

Экономика – это как живой и могучий русский язык, она способна переварить всё, что угодно

МК: Ты считаешь себя в какой-то степени просветителем? И для какой аудитории это просвещение?

— Я просветителем себя не считаю, я считаю себя каталогом, который можно открыть, полистать, посмотреть, чем интересуется тот или иной человек. Всё это делается для подвижной аудитории, для людей с подвижным сознанием, способных поставить на себе интеллектуальный эксперимент, для людей, которые являются отчасти трудоголиками. Потому что пойти в магазин и купить какую-то книгу, о которой они не знают, которую им просто кто-то посоветовал, — это уже подвиг. Поэтому, наверное, я работаю для людей, способных к рефлексии. А это могут быть разные люди – и какая-нибудь современная бабушка 70 лет, и тинэйджер лет 14, который уже прочитал Фромма, Маркса и Ницше, есть и такие.

— Ты говорил, что смотрел постапокалиптические фильмы… Как ты думаешь, что нас ожидает, например, через год? Будет крах цивилизации, или мы всё-таки найдём выход?

— Я недавно читал книжку, это даже не книжка, а обзор – «Экономика за 30 секунд». Там представлены все возможные экономические системы, начиная с 17-18 столетия. Я понял, что экономика – это как живой и могучий русский язык, она способна переварить всё, что угодно. Когда мы смотрим на то, что происходило у нас  в 1990-х годах, и сравниваем с развитием капиталистических стран в начале 20 века, мы понимаем, что это вполне сопоставимо. То, что поражало нашу страну в 90-е, уже происходило. Я думаю, что краха не будет, а появится гораздо больше виртуальных услуг, тот же самый концертный бизнес туда перейдёт.  Например, недавно в Дании прошёл первый онлайн-фестиваль с живым выступлением музыканта. Люди, чтобы соблюдать дистанцию, приехали на машинах, слушали его через радио, а общались через Zoom (речь идёт о концерте Мадса Лангера, который прошёл в конце апреля в датском Орхусе, билеты на него раскупили за несколько минут – прим. ред.). Для этого сделали большую сцену, большой паркинг… Бизнес как-то всё равно выкручивается. Развиваются услуги доставки, продвижения своего виртуального или живого товара. Скоро будет проводиться большой VK-фест, где самые разные артисты выступят в режиме онлайн. Здесь происходят процессы, которые ещё Дарвин описал, — борьба за существование, умение приспособиться. Сильнейшие выживут!

Фото на превью — Мила Мясникова. Фотографии предоставлены Павлом Солдатовым