Режиссёр Артём Бурлов: «Каждый из нас – главный герой своего кино»
Артём Бурлов – фигура, заметная в Бурятии. Он снимает кино, инициирует самые разные культурные проекты и ведёт активную общественную деятельность. Артём, как и многие его ровесники, пришёл в большое кино из КВН. Тем не менее, он уже давно не снимает только лёгкие комедии, потому что его привлекают гораздо более глубокие темы и жанры.
Интервью с Артёмом Бурловым создавалось специально для спецпроекта «Родом из Бурятии», поэтому мы говорили не только о кино и его развитии в республике и России в целом. Герой поделился своими мыслями о самобытности бурятской культуры, её уникальности и возможном развитии.
Ярким проектом, который он продвигает сейчас, стал документальный фильм «Бурят в европейском кино», посвящённый личности актёра Валерия Инкижинова. Его можно посмотреть и в Москве – премьерный показ пройдёт 23 мая в 19:00 в кинотеатре «Тула» (станция метро «Печатники», ул. Кухмистерова, 4).
— Я сразу обратила внимание на то, что у вас не бурятское имя. Почему вас так назвали?
— Я не выбирал себе имя, так получилось (улыбается). Дело в том, что у меня бабушка русская, и практически всё детство я провел с ней. Она из числа переселенцев, старообрядцев. Имя мне выбирала мама, и тогда, в 1983 году, в советское время, не было такой моды, что нужно давать ребёнку национальное имя. Поэтому я Артём.
Меня принимали за сумасшедшего, когда я говорил, что был личным водителем принцессы Анны
— Нашла в одной из публикаций, что в 2014 году во время Олимпиады в Сочи вы возили английскую принцессу. Это правда?
— Да, я был работником Олимпийского комитета, водителем, со мной заключался договор, и по распределению я попал сначала на делегацию принцессы Анны, дочки Елизаветы II, потом принца Малайзии, а на Паралимпийских играх я уже был личным водителем владельца страховой компании из Германии. По-моему, «Альянс» называется, сейчас не помню уже.
Было круто побывать на Олимпиаде, познакомиться с разными людьми, окунуться в это, соприкоснуться с олимпийской семьей. Я каждому человеку советую побывать на таких масштабных мероприятиях. Олимпийские игры – это венец спортивных мероприятий. Я соприкоснулся, принял участие, даже в чём-то помог.
Перед тем, как делегация куда-то поедет, мы должны были проверить маршрут. И вот мы поехали в Бочаров ручей со службой безопасности Букингемского дворца, и у меня на спуске отказали тормоза. Хотя автомобили были новые, ну вот залипли тормозные колодки, задымилось всё, но я сумел остановить автомобиль и получил за это благодарность от службы безопасности. Тогда было страшно, но сейчас вспоминать об этом приходится с теплотой. Позже не все мне поверили. Даже за сумасшедшего меня принимали здесь, когда я говорил, что я был водителем дочки Елизаветы II. А между тем, мало кто знает, что в начале 1990-х годов принцесса Анна была в Бурятии и посещала здесь Ацагатский дацан (буддийский монастырь в Заиграевском районе Бурятии – прим. ред.). Об этом нигде никто не писал, я выяснил это сам в общении с ней.
«Бурят в европейском кино»: судьба забытого актёра Валерия Инкижинова
— Я почитала о вашем проекте «Бурят в европейском кино». Вы им довольно долго занимаетесь. Расскажите про него, пожалуйста.
— В постковидное время, в 2021 году, проходил открытый конкурс правительства Республики Бурятия на выделение средств на съёмки документального фильма. Я подчеркну, документального фильма, ранее в Бурятии такого не было, выделялись средства только на создание игровых фильмов. И наша кинокомпания выиграла этот конкурс честно, в два этапа. Сначала документы проверялись, потом очная защита была.
А вообще идея создания фильма о наших деятелях киноискусства пришла давно, ещё в 2017 году, когда был образован Союз кинематографистов Республики Бурятия. Изучая историю, создавая какие-то наброски, мы подумали, что каждый из этих героев достоин быть увековеченным в масштабной полнометражной работе. И Валерий Иванович Инкижинов здесь непревзойдённая звезда, величина мирового масштаба. На сегодняшний день кроме него я не знаю деятелей, которые могут похвастаться такой обширной фильмографией, такой географией съёмок.
И поэтому было принято решение снять фильм, написан синопсис, сценарная заявка. Мы начали работать. В 2021 году вышли на земляков, которые отыскали могилу Инкижинова во Франции. Ведь о нём ничего же не было известно, он как будто бы сгинул. В России никто ничего о нём не знал, потому что это было запрещено. Репрессии коснулись всех его родственников, все, кто носил фамилию Инкижинов, имели проблемы. И поэтому большую работу проделали выходцы из Бурятии, которые проживают в Париже, в частности Галина Александровна Рыбина, Владимир Батуев и некоторые другие деятели. В 2005 году была издана книга «Бурят в европейском кино», и по мотивам этой книги мы начали работать над созданием полнометражного документального научно-популярного фильма.
Сначала, в 2021 году, когда мы выиграли этот конкурс, непонятно было, как будем снимать во Франции, ведь по всему миру были ковидные ограничения. Потом они были сняты, а в 2022 году возникли новые. Мы успели выехать во Францию летом 2022 года и провести там съёмки. Было сложно, всё шло тяжело, особенно очень сложно было договариваться о съёмках, поэтому многие кадры снимались скрытой камерой, возникали конфликтные ситуации с выходцами из Европы. Хочу напомнить, тогда Папа Римский Франциск тогда на всю свою паству заявил, что буряты очень агрессивные, это варвары, которые едва ли не едят друг друга… И мне хотелось амбициозно показать, что буряты внесли немаловажный вклад в развитие европейского искусства. И это стало лейтмотивом в самой картине, особенно в части, где мы проводим съемки во Франции, в Европе.
Мы нашли родственников Валерия Инкижинова, выяснили его судьбу, побывали на могиле на старинном русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, снимали там, разговаривали с людьми, брали интервью. Я думаю, у нас получилась хорошая работа, нестандартная. Мы открыли большого героя. Даже в Союзе кинематографистов России, в Музее кино ни слова нет об Инкижинове, а он является одним из участников, которые создавали сценическое движение биомеханики (система актёрских тренингов, разработанная В. Э. Мейерхольдом – прим. ред.) и стоял у основ сначала немого кино, а потом, на закате своей жизни, и игрового. Снимался со многими известными мировыми звёздами, был учителем, допустим, Жана-Поля Бельмондо. В первом фильме Бельмондо партнёром по съёмочной площадке стал именно Валерий Иванович Инкижинов.
— Я так поняла, что он остался вынужденно в эмиграции, верно? То есть он хотел бы вернуться в Россию, но так сложились обстоятельства.
— Да, но все же думали тогда, что он предатель, бросил родину, как обо всех мигрантах говорила советская пропаганда. Пускались фейковые новости о том, что он умер в нищете в Голливуде и прочее, и прочее. На самом деле всё банально и достаточно приземлённо: у него умерла дочь, заболела жена. Как любой человек, оказавшись в подобной ситуации, он не мог бросить жену после смерти общего ребёнка. Это невозможно, и поэтому Валерий Иванович остался только из-за того, что он не мог бросить свою горем убитую жену. Она так и не оправилась после этого и тоже скончалась спустя некоторое время.
А Валерий Иванович уже начал работать в Париже, там у него были проекты. Его приглашали сниматься не только соотечественники из числа мигрантов, но и французские и итальянские коллеги, потому что фильм, вышедший в Европе под названием «Буря над Азией» (в российском прокате – «Потомок Чингисхана», немой фильм Всеволода Пудовкина, вышедший в 1928 году – прим. ред.) просто сорвал кассу и был настолько популярен, что Инкижинов ворвался в европейское кино. Это произошло благодаря одному фильму. Лента Пудовкина действительно уникальна, её кадры есть в моём документальном фильме. Этнографическая ценность этого фильма ещё и в том, что режиссёр запечатлел церемонию мистерии Цам (ритуальные танцы, исполнявшиеся буддийскими монахами – прим. ред.) полностью – от и до – в оригинале. По его кадрам восстанавливали Тамчинский дацан, который был уничтожен большевиками в конце 1920-х годов. Когда восстанавливали, поднимали кадры Пудовкина и по этим кадрам воссоздавали дацан.
— С продвижением этого фильма у вас возникли проблемы. И особенно в Бурятии, насколько я поняла, верно?
— В соседних с Бурятией регионах, в Чите, в Иркутске премьера фильма проходила успешно, с аншлагом. Я сам носил зрителям дополнительные стулья, и мне это было приятно делать, потому что я видел полный зал, некоторые даже сидели в проходах.
А в Улан-Удэ возникла иная ситуация. Здесь нет никаких политических подоплёк. Фильм ничего крамольного не несёт. Прокатное удостоверение получено. Кстати, с большим трудом, но, тем не менее, получено. Фильм внесён в программу Пушкинской карты Минкульта России, выиграл три кинофестиваля, принимал участие в программах фестивалей за рубежом. Но дело в том, что у министра культуры Республики Бурятия возникла личная неприязнь ко мне. У нас долгая история взаимоотношений, не буду углубляться. Но даже глава региона Алексей Самбуевич Цыденов об этом знает, он сам говорит, что это уже ни в какие ворота не лезет.
И сейчас я хотел бы его поблагодарить в том плане, что в Москве не без его участия удалось организовать показ нашего фильма 23 мая. Я надеюсь на то, что средства массовой информации приглашены, придут люди, например, завкафедрой документалистики ВГИКа, ещё ряд достаточно авторитетных коллег будут на показе. Я надеюсь, что их мнения, их отзывы помогут мне все-таки провести этот показ в Улан-Удэ.
В столице Бурятии уже были показы в коммерческом кинотеатре, там по Пушкинской карте порядка двух тысяч школьников посмотрело фильм. Это все можно найти на сайте Министерства культуры, есть все отчёты, сколько зрителей посмотрело. Для документального фильма сборы в миллион рублей, это уже, в принципе, хорошо.
Но, что касается личной неприязни с министром культуры, на мой взгляд, нельзя смешивать личные отношения и работу. У нас могут быть разногласия, мы можем не нравиться друг другу, но в любом случае мы делаем одно дело – развиваем культуру, просвещаем граждан. Вот сейчас на улицу выйти в Улан-Удэ или хоть где и спросить у людей, кто такой Валерий Инкижинов, никто не ответит правильно. Но ведь такие имена не должны оставаться в забвении!
Вот в Бохане (посёлок в Бурятии, родина Валерия Инкижинова – прим. ред.) когда я снимал, когда мы делали там показы, презентации, у школьников и студентов прямо крылья за спиной вырастали, когда они видели, что их земляк добился таких высот. «Значит, и я могу так же, и у меня есть потенциал в этом». И такая невидимая, на первый взгляд, работа дорогого стоит, я думаю.
Не каждый готов возложить на себя ответственность, когда у тебя на съёмочной площадке находится пионерский лагерь
— Расскажите о других проектах. Например, я знаю, вы снимали фильм «Байкальские каникулы».
— Этому проекту уже 10 лет, но он до сих пор пользуется спросом. Вот сейчас коллеги из Саратова вышли на нас, и мы предоставили им права. В течение всего лета в открытом кинотеатре на набережной будут демонстрировать бесплатно фильм «Байкальские каникулы». А началось все в 2011 году, когда мне было 27 лет, мы снимали комедию «На Байкал», которая потом вышла в федеральный прокат и показывалась во всех городах России. Это был мой дебют в кино. И он сразу стрельнул. После этого я больше не менял сферу деятельности: как начал работать в кино, так и продолжаю.
Были социальные проекты, допустим, криминальная драма «По совести», мы снимали её в Ангарской детской воспитательной колонии. Сценарий составлялся по письмам воспитанников этой колонии. Мы там были много раз с показами наших комедий. Там много ребят из Бурятии, потому что в самой республике нет детской колонии, и ребят отправляют в Иркутскую область.
И у нас школа кино работала, через неё свыше 200 воспитанников прошло, которые принимали участие в фильме «Байкальские каникулы», «Байкальские каникулы – 2», потом в «По совести» снимались. Могу сказать, что это профориентировало детей настолько, что сейчас четыре из них во ВГИКе учатся, двое в ГИТИСе, человек семь, наверное, в региональных учреждениях культуры. Связали свою жизнь с искусством. Такого отклика я не видел больше, по крайней мере, ни в Бурятии, ни в Иркутске, ни в Чите.
Когда мы перестали этим заниматься в 2018 году, не возникло никакой альтернативы. Я понимаю, почему это произошло: сложно работать с детьми, это большая ответственность, и не каждый готов возложить её на себя, когда у тебя на съёмочной площадке пионерский лагерь находится, и нужно руководить этим. Я сейчас вспомнил об этом, у меня аж мурашки пошли, как это страшно. А если что-то случится, представляете, несчастный случай, это ужас вообще, как я через это прошёл… Наверное, ангел-хранитель есть у меня.
Кино притягивает другие виды искусства. Живопись, литературу, музыку, 30% успеха фильма саундтрек несёт. А ещё у нас всех киношное мышление, мы все видим фильм про себя на протяжении жизни. Каждый из нас – главный герой своего фильма. Мы воспринимаем свою жизнь, как кино: начало, развязка, кульминация, все эти драматургические законы присутствуют в жизни, вся наша жизнь – действительно игра.
— Понятно, что сейчас ситуация в российском кино складывается не очень радостная. Обидно и больно оттого, что режиссёры очень часто берут иностранные проекты и просто переносят их на российскую почву. Есть ли сейчас, например, в Бурятии какие-то самобытные проекты, которыми мы можем гордиться? Или с этим сложно?
— На мой взгляд, все проекты самобытные, потому что все они писались здесь, никто не заключал каких-то франшиз с коллегами. Хотя это, в принципе, нормальная практика, и почему бы и нет. Могу сказать, что из последних работ я бы хотел посмотреть фильм Татьяны Мирошник «Слёзы дракона». Этот фильм-сказка на основе бурятских легенд, его снимали здесь.
Но если речь идёт о прокатном, коммерческом кино, то надо заметить, что в Бурятии очень востребована тема криминала. Это много частей фильма «Решала», ещё какие-то подобные проекты. Это не есть хорошо, это плохо, потому что люди, создающие такие фильмы, должны понимать, что на них лежит большая ответственность. Ведь миллионы людей посмотрят, и кто-то встанет на этот путь, допустим. Романтизация криминальных образов – это плохо.
— Вот у сериала «Слово пацана», например, был же невероятный успех, особенно среди подростков. Как вы к этому относитесь?
— В Иркутске после показа сериала «Слово пацана» на остановке зарезали 15-летнего парня. И там, кажется, сленг использовался из этого сериала, чушпан, не чушпан. Вот это прямой показатель того, что очень опасно такие фильмы создавать. Я не говорю, что их не надо создавать. Я говорю, что нужно большую ответственность чувствовать. Поэтому, если «Слово пацана» дальше разбирать: у нас страна такая, у нас наследие такое. И казанские группировки оказались близки многим, люди, которые в них принимали участие, уже всего добились, возможно, у них сейчас ностальгия.
Но нужно задумываться и о новом поколении. У меня двое детей, я с ними близко общаюсь. Я очень рад тому, что сейчас криминал с улиц вычистился. А у нашей страны наследие такое: можно снимать фильмы про ГУЛАГ, можно снимать про что угодно, везде будет трагедия, везде будет хтонь, везде будет серость. Нет глянцевости в нашей стране и не будет никогда.
Каждый бурят-монгол должен знать до седьмого колена своего предка, и если он этого не делает, то считается неполноценным
— Вернёмся к особенностям Бурятии. Меня, конечно, очень интересует буддизм. Вы как к буддизму относитесь?
— Это не исконная религия бурят-монголов.
— Шаманизм – исконная?
— Шаманизм – это неправильное название, но оно вошло в обиход. Шаман – в переводе означает «беснующийся», «сумасшедший». А у нас это называется «Боо». Боо Мургэл – это целая система, пантеон богов. В двух словах: в вашем понимании это шаманизм, для нас же это система с большой иерархией богов, и мы все поклоняемся вечному синему небу, а не каким-то божествам.
Что касается буддизма, конечно, восточные буряты и жители тех районов, куда пришёл буддизм раньше, стали исконными буддистами, и даже ответвление буддизма своё у нас есть. Я посещаю дацаны, с уважением отношусь, но не причисляю себя к пастве буддистов. Всё-таки я хотел бы оставаться язычником и хранить своих предков.
И к этому я пришёл сам, никто меня не учил. У меня была достаточно консервативная семья, воспитывала меня русская бабушка, которая также не ходила в церковь. И в 2009 году, когда мой отец ушёл, я стал сам это всё изучать. Каждый бурят-монгол должен знать до седьмого колена своего предка, это его обязанность, и если он этого не делает, то считается неполноценным. А я вообще не знал никого, даже деда. И вот таким образом изучал, изучал, изучал и дошёл до этого. Сейчас многие здесь, в Бурятии, тоже начали изучать свой род, видимо, зов такой, есть потребность в обществе.
— Следите ли вы за творчеством ваших соотечественников, которые в других направлениях работают? Художников, музыкантов, например. Можете рассказать, кого выделяете?
— Конечно, есть непревзойдённые величины, Даши Намдаков, например. А мне хотелось бы выделять начинающих, за кем я стараюсь следить. Я не мейнстримовый потребитель, мне хочется андеграунда, мне хочется изучать тех людей, которые пребывают в субкультуре.
Если брать из музыкантов, я хотел бы порекомендовать Олега Марченко, его псевдоним Sneyll, он писал саундтреки для «Решал». Кино сделало его известным, но его творчество остается в андеграунде. Сейчас он в Москве проживает, там работает на лейбле, записывается. Я надеюсь, что года через два он уже будет заматеревший и выйдет в тираж. То есть это второй Хаски, возможно. Я не фанат Хаски, хоть он мой земляк, родился в моём городе.
Если говорить об артистах театра, вот у меня снимал Доржи Галсанов, он сейчас, по-моему, работает в Cirque du Soleil, если я не ошибаюсь. Тоже великолепный актёр, играл долгое время в театре пластической драмы «ЧелоВЕК» в Санкт-Петербурге, работал в Москве, преподавал в институте.
Те, кого я перечислил, молодые ребята, а если говорить об уже состоявшихся в искусстве – я сотрудничаю с бурятским поэтом Есугеем Сындуевым. Он написал мономюзикл по новелле Стефана Цвейга «Письмо незнакомки». Я его уже два месяца слушаю, он восхищает меня. Но этот мюзикл не дают поставить в Улан-Удэ, потому что Сындуев тоже попал в опалу властям.
У нас масса талантливых людей, очень много. Я удивляюсь тому, что в национальных республиках, видимо, настолько конкуренция высокая, что когда человек в большой мир выплескивается, он уже не чувствует конкуренцию, а подсознательно у него осталось впечатление, что поджимают сзади, сбоку, надо постоянно шевелиться, работать. И, может быть, вот в этом и есть секрет того, что из провинции, особенно из национальных республик, часто выходят такие вот самородки.
Музыка сподвигает меня на новые мысли в кино
— Артём, какие фильмы вы сами смотрите, что вам нравится?
— Я не всегда смотрю то, что мне нравится, и иногда смотрю то, что хочется посмотреть. Из любопытства, смотрю очень много ретро, откуда можно взять приёмы, какие-то правила. Но не все из них рекомендую к просмотру. Вот недавно посмотрел фильм, который запрещен в 69 странах мира. Режиссёр этого фильма получил четыре года тюрьмы. «Ад каннибалов» называется. Никому не рекомендую смотреть, это просто ужас. Я его посмотрел, чтобы так не делать, ошибки учесть.
Я смотрю очень много фильмов, у меня насмотренность большая. Ну, давайте вот сейчас, наверное, аналогию проведу. Нравится фильм «Маменькины сынки» Федерико Феллини. Это Италия, военное время. Показывается, как ребята хотят уйти добровольцами, и всё не решаются, грубо говоря. Это очень сильно напоминает нашу страну.
— А какая музыка вам нравится? Что слушаете?
— Слушаю много всего. Классику, конечно. Люблю Beatles, сам читаю рэп. Даже пробовал выступать, проводил фестиваль уличной культуры в Улан-Удэ в 2018 году. Сам выходил на сцену, читал какие-то свои произведения.
У меня постоянно музыка в наушниках. И она сподвигает на какие-то новые мысли в кино. Могу честно сказать, что один фильм мы снимали, вдохновившись будущими саундтреками. Это был фильм «Улан-Удэ, я люблю тебя». Ну, то есть, есть же много похожих проектов – «Нью-Йорк, я люблю тебя», «Париж, я люблю тебя». Мы решили снять такой про наш город, вдохновившись песнями местных артистов об Улан-Удэ. И эти песни вошли в него как саундтрек. Мы писали сценарий, пытаясь ответить на вопросы: за что человек любит город. И так родилось пять новелл, каждая из которых отвечает на этот вопрос по-своему: я люблю за культуру, за искусство, за красоту нашего города, я люблю за то, что здесь вырос, я люблю за свою работу, я всю жизнь проработал на заводе.
— А в фильме «Бурят в европейском кино» что используете в качестве саундтрека?
— Композитор Петя Хараев написал чудесную композицию на бурятском языке, прямо с нуля мы её создавали, инструменты по отдельности записывали сами, бурятские инструменты записывали, моринхур (традиционный струнный смычковый инструмент – прим. ред.) там звучит. Песня называется «Сон», и это метафора того, что как будто бы это нам снится. И эта композиция на протяжении всего фильма звучит в разных тонах, в разных настроениях.
— Вы родились в 1983 году. У вас есть чувство своего поколения? Какое оно, это поколение, на ваш взгляд?
— Я чувствую себя, что я свой среди чужих и чужой среди своих. Потому что моё поколение, я не говорю обо всех, но большая часть это люди, как у нас современная молодёжь называет, «скуфы». Я замечаю, что мои ровесники ведут себя так же, как мои родители. У них мировоззрение такое же. Наше поколение взяло от бумеров что-то советское. И это поколение нас оттягивает в прошлое, на мой взгляд. На своих детей смотрю или на молодых актёров, они не такие. То есть они уже эту советскую горчинку не взяли на себя. Я надеюсь на то, что смена поколений придёт, и мы будем развиваться более динамично.
Но с другой стороны, очернять нельзя. Почему нас всех тянет в Америку, и почему так много людей уехали в Америку? Потому что мы выросли на голливудских фильмах, на «Терминаторе», «Один дома», на «Бетховене». И нам кажется подсознательно, что там лучше. Но это неправда, на самом деле, это просто нам так кажется. А то, что мы имеем наше наследие, это благодаря советскому времени. Все советские фильмы, Гайдай, Рязанов… Вот этот симбиоз советской и демократической России, так скажем, породил новое поколение. К чему оно нас приведёт, мы должны увидеть в будущем.
— Что для вас наивысшая ценность в Бурятии, самая большая ценность?
— Для меня наивысшая ценность – это мои земляки. Нас, бурят-монголов, осталось 400 тысяч по всему миру. Мы на самом деле вымираем. И лет через 50 нас будет ещё меньше. Для меня это большая боль и трагедия моего народа. Я уверен, какой бы территория ни была, и какой бы природы там ни было, какого бы достояния, наследия ни было, в любом случае, всё делают люди, и от них всё зависит.
Это интервью продолжает спецпроект, посвящённый творческим людям, которые родились в Бурятии. Вы уже можете познакомиться с известными художниками Зорикто Доржиевым и Бато Дугаржаповым, а также с драматической актрисой Сэсэг Хапсасовой.
Фото предоставлены Артёмом Бурловым
