Рынки 90-х в провинции. Опыт ностальгической прозы

Мне 18 лет, я — студент вуза, в силу безденежья проводящий летние каникулы в привычных «бетонных джунглях». До августовского кризиса 1998 года остаётся пара недель. Недавно прошёл сильный дождь, и вот я топаю по лужам, сокращая дорогу до дома через рынок в своём спальном районе. Примерно месяц назад хозяева рынка начали масштабную реновацию: по их плану, убогие проржавевшие прилавки, оставшиеся ещё с советских времён, должны заменить большие крытые павильоны и ряды миниатюрных магазинчиков с отдельными входами.

Спасительный ливень наконец-то прибил к земле витавшую над свежими овощами и немного подгнившим от жары мясом строительную пыль. Где-то рядом орёт малыш, упавший прямо в грязь, всегда работающее через громкоговоритель радио сообщает об очередных успехах правительства Кириенко. Но никому до этого нет дела — все смотрят куда-то в угол торговой площади.

Там, стоя на табурете, мужик лет 40 в клетчатой рубашке, заправленной в светлые шорты до колен, и сандалиях поверх носков, кричит в мегафон: «Дорогие покупатели! Сегодня мы открываем наш бутик модной одежды производства Иванова и Чебоксар! Цены без накрутки всего два дня — вчера и позавчера были, но сегодня тоже скидки! Приходите в наш бутик № 73! Скоро будет вывеска — «Бутик от Гали и Серёжи»! «Бутик от Гали и Серёжи» — модно и недорого! Первый бутик на этом рынке!»

— Слыш, пацан! — обращается ко мне торговка, когда я немного задерживаюсь возле её лотка, пропуская очередную коляску. — «Бутик» — это что такое? Сортир платный что ли?

***

Мне 13. Я — ученик довольно неплохой школы, почти отличник, который умудрился не вляпаться в гопничество. У меня есть мечта — «итальянские» белые кроссовки с зелёными шнурками и красной полосой сбоку. Сзади, на пятке, надпись SPEED, из-за которой их никто не покупает. Продавец (он же — хозяин) торговой точки на рынке рассказывает своему знакомому (моему отцу): «Представляешь, объясняю, что speed — это «скорость» по-английски, не верят! Говорят, читают «СПИД-инфо», знают всё про это. Бери, по закупке продаю, почти в убыток себе…»

Кроссовки даже «по себестоимости» стоят как четверть инженерской зарплаты. Позволить себе мы этого не можем. Я решаю заработать сам. Время сдачи стеклотары для меня уже прошло, но на опасную дорогу шоу-бизнеса я ещё не вышел. Торгую, чем подвернётся под руку.

Недавно мама (учитель русского языка в школе) получила «гуманитарку» то ли из Польши, то ли из США — носки на великанов, которые велики даже моему могучему деду. Иногда покупают — кто на тряпки, кто лук хранить. Неплохо уходят книги из серии «Анжелика и король», которые достались «в нагрузку» к полным собраниям Лескова и Достоевского. Вообще-то, было наоборот — Николай Семёнович и Фёдор Михайлович шли «в нагрузку» к модному чтиву. Просто в семье немного другие приоритеты, поэтому продаю «Анжелику». Знакомый пацан из соседнего дома где-то спёр блок жвачки Boomer. Сам продавать боится и стесняется. Я взял «на реализацию», моя комиссия — 30%. Расходится плохо, потому что без вкладышей.

Стою каждый день с 8 до 11 и с 15 до 17 на «пятачке» возле местного универсама. Вход на этот рынок простой — нужен деревянный ящик, чтобы накрыть его газетой и выложить товар. И рубль каждый день — отдать злобным «коммандос», которые в обмен на бумажку отдают другую — с печатью орла и прописанной датой. «Орловские» ребята.

Итоги того лета: навсегда отпавшее желание работать в розничной торговле, несколько раз сгоревшее на солнце лицо, на всю жизнь оставшееся умение общаться с бандитами на их языке. Кроссовки с надписью SPEED, кстати, тоже купил в конце августа. Проходил примерно месяц, пока не стало холодно. Весной отдал младшей сестре — мне стали малы, а ей были пока великоваты, но она носила, подложив газеты.

Мне 15 лет. Я сижу, вооружившись англо-русским словарём. В этот августовский день состоялась важная для меня встреча — приятель передал мне (всего на два дня!) почитать номер настоящего американского Rolling Stone с Nirvana на обложке. Пофиг, что журналу уже три с лишним года, я читаю, мне важно.

В комнату забегает сестра и орёт, насколько можно орать шёпотом: «Я подслушала! В субботу мы едем в Казань!» Ох, да, это же круто, но не настолько круто, как Кобейн.

Суббота, полдень, Казань, рынок. Я стою на картонке, изображая из себя «шёлкового» ребёнка и примеряю всё, что приносят мне родители: брюки со стрелками и в полосочку, тупые «мужицкие» ремни и пиджаки, светлые сандалии, что угодно. Мой расчёт простой — за мою «шёлковость» мне купят безразмерную клетчатую гранж-рубашку. «В нагрузку».

Едем домой, в «Москвиче» жарко, отец говорит: «Сними ты эту свою хрень! Упаришься же!» Я молчу. Я не понимаю по-русски, я гранж-звезда из Сиэттла.

1 сентября. Школа, 10 класс. У классных руководителей большая проблема: половина старшеклассников явилась на торжественную линейку в толстых клетчатых рубашках. У старшеклассников печаль: каждый хотел быть единственным.