Новые смыслы, дизайн-код и диалог с властью. Чего не хватает Ульяновску
В первый понедельник октября отмечают Всемирный день архитектуры. Чем запоминается наш город туристам? Не хотелось бы, чтобы только баннерами, заборами, памятниками Ленину, странной архитектурой и кричащей аудиорекламой. Не так давно я общалась с ребятами из питерского модного проекта Be In Open. Мы прошлись по эстакаде от педагогического университета до центрального дворца бракосочетания.
— Вот смотрите, у нас тут красивый бассейн, его дизайн разработал сам Зураб Церетели, — говорю.
— А мы Церетели не любим, — отвечают они. — Нам понравилось, что у вас на асфальте написаны цитаты из произведений Гончарова и на одном из центральных ДК («Губернаторский» — прим. ред.) фамилии известных земляков значатся, как облако тегов.
У всех действительно разные представления о том, что такое эстетика городского пространства. А в канун интересного праздника я встретилась с архитектором Михаилом Капитоновым и урбанистом и руководителем креативного пространства «Квартал» Львом Филипповым и поговорила о новых смыслах города.
Что нам досталось и как с этим работать
Лев Филиппов, урбанист, руководитель креативного пространства «Квартал»
— На мой взгляд, одна из городских проблем — мы не умеем работать с наследием. Есть яркий пример — ул. Гончарова, д. 13/91А. Здание историческое, построенное архитектором Феофаном Вольсовым. Архитектор Вольсов — это своеобразный столп симбирского архитектурного движения, не такой известный, как Август Шоде и Фёдор Ливчак, но у него есть несколько зданий, которые по-своему красивы, там огромные окна… Некоторое время назад предпринимателей ругали, что они врезают огромные окна в фасад здания, на самом же деле они там были спроектированы. Единственное, что они делают пошло, — вставляют самый дешёвый пластик. Есть определённое кафе, которое носит гордое имя зодчего и при этом злостно вторгается в придуманную им архитектуру пластиковой дверью.
Михаил Капитонов, архитектор, совладелец архитектурного бюро «Куряев и Капитонов»
— Я бы отметил новое кафе проекта «Другие рестораны» — «Вольсов». Это суперкруто, потому что так популяризируется городской смысл, который ещё не раскручен. Это один из крутейших архитекторов начала 20 века. У нас есть материал по четырём из них, двое — Фёдор Ливчак и Август Шоде — распиарены, а Феофан Вольсов и Пётр Курочкин — не слишком знакомы горожанам. Вольсов — однокурсник Ливчака, они много работали вместе, и по многим зданиям у нас до сих пор спорят по поводу авторства. Есть на Гончарова Дом общественного кредита (где сейчас Gonzo Bar и Records Music Pub), я всегда считал, что проектировал его Ливчак, но автором оказался Вольсов. У каждого из этих четырех архитекторов — по десятку первоклассных проектов, это все прекрасная архитектура. Возвращаясь к проекту кафе, имя Вольсова выносится в медийное пространство, актуализируется, и восстанавливается архитектура. Дизайн «Чайхоны», которая там была раньше, никак не вязался с образом дореволюционного особняка, среда игнорировалась.
Дизайн-код Ульяновска? Нет, не слышали
По словам Льва, сейчас сообщество начинает формироваться, а город — меняться. То и дело звучит понятие «дизайн-код города» (свод правил и рекомендаций по оформлению вывесок и наружной рекламы, фасадов зданий и прилегающей к ним территории в исторической части города и на протяжении туристических маршрутов — прим. ред.) . И если он появится в узаконенном виде, это позволит привести улицы в единообразный вид, избавить их от непрофессиональной рекламы и упразднит, в конце концов, «баннерную революцию».
Представьте, что вы делаете у себя дома хороший ремонт: дизайнер создаёт крутой интерьер, строители не экономят на материалах и стараются всё делать по технологии, в итоге получается красота не хуже лучших домов Лондона. Но затем вы закрываете одну из стен дешёвым гипсокартоном, клеите простенький принт и вешаете туда телевизор. У любого человека от такой истории возникнет простой и логичный вопрос: а нафига? Нафига тратить деньги и время на что-то хорошее, чтобы потом самому же это испортить?
Но с городом такие мысли почему-то возникают не у всех. Чаще намного проще и приятнее превратить улицы города в аналог бесплатной рекламной газеты. Люди перестают смотреть на дома как на источник вдохновения и красоты, а стараются выжать каждую копейку здесь и сейчас. Именно такое происходит сейчас в Ульяновске.
Современный Ульяновск был во многом сформирован модернистской архитектурой. Строгость форм в случае Ульяновска сыграла злую шутку с этими домами — на них оказалось очень просто повесить огромный баннер. Странное желание воспитывать патриотические чувства через надругательство над архитектурой: предки строили город, старались сделать его красивым для потомков, но потомки закрыли всё дешёвым принтом… (Аркадий Гершман)
Лев Филиппов:
— Когда государство заказывает создание дизайн-кода, к этому подключается сразу же масса людей — и урбанисты, и архитекторы, и дизайнеры, и проектировщики, и представители бизнеса. Масса людей в один момент начинает думать о городе. Я уверен, что когда мы начнем говорить про дизайн-код и даже не говорить, а орать про него, это будет хорошим катализатором, чтобы взбодрить архитектурное сообщество и сделать проект абсолютно открытым, привлечь к нему местных экспертов. Нельзя сделать «ctrl+c – ctrl+v» из другого города, это не будет работать. А сейчас власть делает всё, что хочет, урбанисты в количестве трех человек, сидят в разных концах города и кричат о проблемах с собственных диванов, такие диванные эксперты. Никто друг друга не слышит. Есть стандартная модель управления: деньги выписаны на парк, парк должен быть, условно говоря, завтра. Но так не бывает! Надо дать людям попробовать освоить это место, поставить временные конструкции.
Михаил Капитонов:
— Одна из главных «болей» архитектора — баннеры. Это то, что резко откликается внутри, потому что всё временное оказывается настолько постоянным, что баннеры висят годами, десятилетиями, успевая выцвести полностью.
Мы занимаемся проектированием частных жилых домов, они уже сейчас появляются на улицах города, а не только в коттеджных посёлках. Например, есть проект на улице Воробьёва, это центр города. У нас достаточно много районов, где присутствует одноэтажная застройка с садовыми участками. Таких домов будет становиться больше, и та стилистика, в которой я предпочитаю работать, будет становиться мейнстримом, потому что происходит смена поколений. Это эстетика современных 35-40-летних. Пока я проектирую для тех, кто раньше стал финансово самостоятельным, чтобы строить себе дом, но с ходом времени всё больше моих ровесников смогут позволить себе дом. Через бизнес я понял, почему в вузе нам говорили, что архитектор как специалист складывается к 50 годам. Во многом это связано с тем, что 50-летние люди становятся центром сосредоточения финансовых возможностей. Заказчики, конечно же, обращаются к тем, кто говорит с ними на одном языке, и чаще это ровесники. Априори у тебя есть преимущество, я знаю, что даже если ничего не буду делать, заказов у меня будет всё больше.
Ульяновск — не Берлин и даже не Екатеринбург. Но граффити могут жить
Лев Филиппов:
— У нас в городе культура граффити на зачаточном уровне. И это тоже нормально, потому что не всё должно развиваться одновременно с другими городами, а всё появляется в своё время. Лаборатория «Контур», которая прошла в «Квартале», — это некая антипрививка, помогающая заразить людей, убедить их, что на стенах можно рисовать, могут появляться муралы (согласованные граффити), это нормально. В Москве закрашиваются хорошие работы, потому что они не соответствуют каким-то их странным нормам. А мы, в свою очередь, можем сделать локальное законодательство, которое будет поддерживать локальных художников, потому что «холстов» для стрит-арта полным полно. Если уйти из центра, в любом спальном районе много домов с глухими фасадами. Первый заказ на огромный мурал мы получили примерно за неделю до «Контура». Это абсолютно коммерческий проект, его реализует художник Саша Волков. Вообще такие паблик-арты крайне сильно повышают стоимость квадратных метров жилья, просто наши застройщики об этом не знают. Так же стоимость квадратного метра повышает хороший парк рядом с домом. Если рядом с моим домом появится огромная стена паблик-арта, кто знает, может, у меня квартира станет дороже. Из этих мелочей строится дизайн-код. Допустим, сейчас у нас в городе три уличных художника делают выставки, и пять-семь человек ночами ставят теги, это примета города. В этом нет ни хорошего, ни плохого. Больше таких историй, как «Контур», от коммьюнити, для коммьюнити, и это поможет изменить город.
У нас в стране мало очагов граффити — Екатеринбург и Нижний Новгород. Если в конце 80-х — начале 90-х всё нью-йоркское метро было закрашено граффити, это же не значит, что в Альбукерке было много граффити. У них там до сих пор этого нет, и никто не страдает. У нас же вообще уличная культура медленнее развивается: в Москве на Арбате танцевали уже в 1990-х, а у нас начали только в этом году. Если в Ульяновске хорошее мероприятие собирает 300 человек — это прямо взрыв и бомба для города. Не надо хотеть сразу собрать 3000 на Соборной площади!
Михаил Капитонов:
— Сейчас искусство активно возвращается в городскую среду, всё больше мы видим примеров искусства, которое абсолютно легально, согласовано с властью, и при этом высокого качества. Мы все знаем Юрия Вольфовича — это тот пример, когда инициатива снизу находит отклик у власти и дорогу к реализации. В российской столице стрит-арта Екатеринбурге, например, много лет проходит фестиваль, где есть потрясающая серия работ, переосмысливающая модернистские здания. Они делают сложные световые иллюзии на белых плоскостях советской архитектуры. Меня это очень привлекает.
У нас в городе есть ещё один пример хорошего уличного искусства — Холтов. Граффити вполне может быть контрискусством. И вот Холтов, на мой взгляд, самый актуальный культурный продукт Ульяновска. То, что уже сейчас может легко экспортироваться. Его майки — это самый крутой ульяновский мерч, лучший сувенир. Холтов — художник, который начал работать с самыми сложными темами города. Образ Ленина в айдентике Ульяновска — тема настолько всеобъемлющая, что даже говорить о ней не все готовы. Он же берёт и делает.
Новое осмысление конкретных территорий
Лев Филиппов:
— Город не может измениться завтра по приказу, если вместо парка Дружбы народов поставить второе «Зарядье». Или вложить в него 6 миллиардов рублей, а мы будем удивляться, что фонари разбили. А вы людей спросили, нужны ли там фонари? Может, там можно сделать летнюю горнолыжную трассу. В Ульяновске, как ни странно, существует горнолыжная школа. Они могут заниматься во всем парке. Ульяновск мог бы стать лыжной столицей России, почему нет. Никого же не спрашивали. Нам крайне не хватает настоящего диалога с властью!
Михаил Капитонов:
— Мы с инициативной группой единомышленников хотим возродить зубра из парка Дружбы народов. Речь идет о полигональной скульптуре. Хотим объединить несколько тем — ностальгия по тем скульптурам и тому парку, который мы помним по детству, и популярное направление в искусстве. Полигональные скульптуры я увидел на «ВолгаФесте» в Самаре, они мне понравились, но в Ульяновске это не слишком распространено. Первая мысль: как круто, что можно сфотографироваться с такой скульптурой и запилить фото в инстаграм. И у меня появилась мысль, что я хочу сделать что-то подобное в Ульяновске. И тут же я вспомнил, что есть такое место, где некий зверь, выполненный в полигональной технике был бы уместен. И всё завертелось…
Для меня это интуитивный проект, возникший из эмоций, из желания, чтобы место жило. Изготовить зубра хотим из стали на металлическом каркасе, чтобы было прочно и надежно. Это будет не прямое восстановление скульптуры из прошлого, а современная интерпретация. Мне кажется, это тоже здорово, мы же не стараемся вернуться в прошлое, а опираясь на него, делаем что-то новое. А сама полигональная техника — своеобразный маркер времени. Под него мы собираем краудфандинг, то есть все смогут поучаствовать. Проект нам разработал архитектор Кирилл Штемпель, дизайнером выступает моя сокурсница Ира Шарова.
Что случилось с тем зубром, неизвестно. Я помню, что видел его с отпиленными рогами — это был первый акт вандализма. Это было индикатором, что за скульптурой никто не смотрит. Что было дальше, я знаю только по легенде: зубра разбили, погрузили на машину, увезли и сдали в металлолом. Общество тогда не отреагировало, резонанса никакого не было… Наша идея — сделать проект народным, собрать вокруг него заинтересованных людей, и современные технологии нам в этом помогают.
Город меняется — и это видно невооружённым взглядом. По центру уже приятнее пройтись, не натыкаясь на безвкусную баннерную рекламу на каждом углу, в спальных районах — напротив — появляются яркие граффити. Есть новые проекты у Юрия Вольфовича, Александра Волкова, Михаила Капитонова… Однако большинство по-прежнему безмолвствует, не пытаясь внести своё видение в общее осмысление города. И, разумеется, Ульяновск никогда не станет ни Екатеринбургом, ни Пермью, ни Калининградом. Он не станет даже Симбирском. Оставаясь Ульяновском, он сам раскроет нам свои новые смыслы.
