Артур Белостоцкий: «Подкасты – это самое визуальное медиа»
Артуру Белостоцкому 28 лет. Ещё недавно он мог назвать себя редактором на все руки, а сейчас выпускает подкасты. Не так давно он вместе с коллегами получил премию Effie за уникальный для Ульяновска контент.
«Ииии… Мы это сделали! Наш прекрасный «Заварили бизнес» получил серебряную награду Effie (Оскар за маркетинг) в номинации «брендированный контент». Как я понял, там было одно серебро и две бронзы — так что, считайте, первое место», — написал Артур в своём аккаунте в Facebook 22 июля.
Необычная для Ульяновска премия стала поводом познакомиться с Артуром и поговорить о подкастах, урбанистике, патриотизме, наследственности и больших семьях… Впрочем, всё по порядку.
— Effie – это международная премия за эффективный маркетинг, её присуждают в разных странах, в каждой стране находят своих номинантов. Главный смысл премии – разные компании подают заявки со своими маркетинговыми успехами, и оценивается эффективность. Есть много маркетинговых активностей, которые не измеримы, а оценивается то, насколько возможно эти практики использовать в других компаниях. Мы получили серебро за маркетинговую кампанию «Заварили бизнес» для компании «Эвотор».
В чём там история? Эта компания делает онлайн-кассы и другие сервисы для малого бизнеса, и одна из задач, которую нужно было решить: убедить малый бизнес доверять компании. А ведь он совсем не рад устанавливать онлайн-кассы. Кроме того, многие считают, что такие, как «Эвотор», на прикорме у государства. И это одна проблема. А вторая проблема в том, что у компании есть какой-то контент-маркетинг, есть издание, в котором выходили советы для предпринимателей, но читатели давали обратную связь: ребята, вы ничего не понимаете, пороху не нюхали и не знаете, что такое маленький бизнес.
Подкаст я придумал, когда работал в «Эвоторе» редактором. Задача, которую он был призван решить, — создание доверия, репутации для бренда. Эту задачу можно решать по-разному, например, взять спикера компании и попросить его рассказывать, как помогают малому бизнесу. Или сделать серию обучающих интервью. Мне хотелось запустить подкаст, но я подумал, что интервью – это довольно скучно, тем более, если говорить о бизнесе. Мы решили делать через историю предпринимательницы (Саша Волкова – создатель компании «Заварили» — прим. ред.), которая пытается построить маленький бизнес в Москве.
В общем, когда мы готовились к премии, выяснили, что за год восприятие бренда по показателю «помощь малому бизнесу», значительно улучшилось. Это оказалось достаточно эффективной маркетинговой кампанией, поэтому мы подали заявку на Effie и получили награду.
— Что это даёт в результате? Награда выражается в финансовом эквиваленте?
— Награду получила компания «Эвотор». В финансовом плане, как я понимаю, это ничего не даёт напрямую. Для меня это просто «медалька», которая влияет на то, как люди воспринимают меня как автора, как они воспринимают сам проект. Это приятно и полезно. Кроме того, это поможет HR-бренду компании. Люди, которые хотят получить должность маркетолога, поймут, что компания делает классные проекты, они получают премии, это их привлечёт. Для компании, наверное, главный престиж в этом. Для нас это хороший аргумент в разговорах с рекламодателями и с компаниями, которые могут захотеть сделать подкаст для себя. Я уверен, что это важная штука для индустрии подкастов, потому что в любом контент-маркетинге всегда приходится аргументировать свою стоимость и эффективность. Люди не всегда понимают, как измерить эффективность статей, видеоблогов или, тем более, подкастов, индустрия которых лишь зарождается в России.
Саша поспорила с основателем «Эвотора», что сможет создать кофейню и за полгода вывести её в плюс
— Хочу рассказать о своём восприятии бренда «Заварили». Два года назад мы несколько раз останавливались в Москве на территории Измайловского кремля. И там, в пространстве Vernissage, мы с сыном несколько раз заходили в кофейню «Заварили», я пила кофе, он – какао, мы были очень довольны. Готовясь к интервью, я вспомнила про этот бренд, нам очень запомнились стаканчики с цитатами.
— Да, владелица кофейни – это наша героиня Саша Волкова. Мы с ней работали в «Эвоторе», она была там главным редактором. Внутри компании был проект «Кофейня stories», Саша поспорила с основателем «Эвотора» Андреем Романенко, что сможет вместе с партнёрами создать кофейню и за полгода вывести её в плюс. Он дал миллион рублей, чтобы она вместе с коллегами открыла кофейню. Условия такие: выводят в плюс за полгода, забирают кофейню себе. Не выводят — он отдаёт её своим партнёрам. Но Саша вошла во вкус, и когда проиграла пари, стала делать кофейню на свои деньги. Об этом мы как раз говорим в первых эпизодах подкаста. «Заварили» в Измайлово была тогда её единственной кофейней, а потом она её закрыла, открыла другую, потом сразу две точки. Сейчас кофейня не работает, потому что карантин. Последняя точка находилась в самом офисе «Эвотора». Теперь у Саши интернет-магазин зерна. Зерно, которое они сами обжаривают, можно заказать и в Ульяновск.
— Артур, почему именно подкасты? В Ульяновске это пока не очень понятный бизнес.
— Я изначально работал в нескольких IT-компаниях, занимался техподдержкой и общением с клиентами. Пока ещё там работал, заинтересовался редакторской работой и поступил учиться в Школу редакторов бюро Артёма Горбунова. Начал понимать, что меня не устраивает работа в техподдержке, скоро и работодатель это понял, мне предложили прекратить страдания и уволиться. Я устроился в «Модульбанк» редактором на удалёнке, а потом пришёл в «Эвотор». И это происходило благодаря знакомствам, которые завязались в Школе редакторов, потому что и Саша Волкова там училась, и некоторые другие люди. Я ей сам написал: Саш, хочу у вас работать, у вас такая классная команда. И она мне вскоре предложила вакансию.
Я работал там вне штата и был, что называется, редактором на все руки. Там ежедневно предлагалось множество разнообразных задач: тексты для промо-страниц, руководство пользователей касс, база знаний для пользователей, блог. В какой-то момент я стал много слушать подкастов, которые я открыл для себя ещё в 2012 году, когда на русском языке их было совсем мало и в основном они были про IT. Мне нравилась сама идея – сделать подкаст. Такое часто у меня бывает, но у меня всегда была проблема, что мне нечего было сообщить миру.
Я долго ходил с этой идеей, спустя полгода она видоизменилась – решили сделать реалити-шоу о том, как Саша делает кофейню. Мне как раз попался англоязычный подкаст про стартап, что продемонстрировало, как это должно быть устроено. Это проект, в котором главный герой, создатель американской студии Gimlet Алекс Блумберг, рассказывает, как он эту студию создаёт в режиме аудиосериала. Я услышал и подумал: а что, так можно было? Это настоящий сериал, где ты сопереживаешь героям, с ними смеёшься и плачешь. До этого момента у меня был небольшой опыт работы с аудио, у меня была своя группа когда-то, мы записывали музыку. Первый выпуск мы сделали на коленке – записали на iPhone удалённо, и я сам дома его монтировал. А потом решили продолжать, оказалось, что людям это сразу хорошо зашло.
Это настоящий сериал, где ты сопереживаешь героям, с ними смеёшься и плачешь
— Нет ли такого, что не хватает картинки? Ведь если это драматургия, естественно, что хочется увидеть…
— А тут интересная штука: аудио, на мой взгляд, самое визуальное медиа, потому что создаёт изображение у нас в голове. И каждый сам представляет картины, более яркие и личные, чем те, что мы показали бы в видеоблоге, например. Несмотря на то, что мы пробиваемся к публике только через уши, оказывается, что люди гораздо более близко к сердцу это принимают. Мне кажется, подкасты в этом смысле сравнимы с книгой. Ты читаешь книгу и представляешь всё сам. Только у нас ещё есть голос, через который ты воспринимаешь эмоции, чувствуешь искренность или фальшь. Мне кажется, в этом преимущество жанра. Конечно, если бы мы решили прокатиться по России и узнать, как обстоят дела с малым бизнесом, тут было бы интересно видео, чтобы просто показать города. Но с другой стороны, можно дать людям услышать города, послушать, как они звучат. В тех проектах, которые я делаю, отсутствие картинки помогает.
Когда мы подавали заявку на премию Effie, у нас была серьёзная творческая задача – нужно было сделать видеопрезентацию. Первое, что приходит в голову – снять кусочек подкаста в виде кино. Но это полностью убивает всю идею показать силу аудио. Мы с ребятами придумали такой сценарий, что в кадре только я. Я сижу в абсолютно белой студии, как архитектор из «Матрицы», и рассказываю про проект. Саша присутствует голосом. И потом мы включаем фрагмент подкаста и показываем всё глазами слушателя, как он живёт повседневной жизнью, готовит кофе, идёт на пробежку в парк, при этом слушая подкаст. Ведь это параллельное потребление, то есть люди могут чем-то ещё заниматься, когда слушают. Мне кажется, с помощью ролика у нас получилось это продемонстрировать, что всё происходит у человека в голове.
Пару выпусков я даже записывал в машине. Но, в целом, получить качественный звук можно в домашних условиях и недорого
— Насколько финансово прибыльно делать подкасты в России сейчас?
— У нас уже есть студии, которые зарабатывают исключительно на создании подкастов. Здесь есть несколько моделей монетизации: можно делать подкасты для компаний, и там ценник примерно любой, в зависимости от того, какую ценность компании приносит подкаст; можно продавать рекламу у себя. Мы сами сейчас перешли от одной модели к другой. Почти два года делали подкаст в партнёрстве с «Эвотором», компания платила просто за выход каждого эпизода. Сейчас мы перешли к рекламной модели – продаём рекламу в розницу (улыбается). И это не менее, а иногда и более прибыльно. Так как в России довольно много крупных компаний (может, чуть меньше, чем хотелось бы), которые вкладываются в контент-маркетинг, в какие-то пиар-истории, это вполне может быть основной работой. У меня сейчас другой работы нет, я последние полтора года только этим занимаюсь.
Ещё одна модель, которой пользуются многие подкастеры, — когда тебе платят слушатели. Есть такая штука как Patreon, туда можно выкладывать какие-то фрагменты, давать приятные «плюшки» слушателям, и они за это будут платить. Конечно, эта модель у нас менее прибыльная. Нужно производить дополнительную ценность помимо подкаста, а это непросто, но это напрямую показывает твою востребованность. У нас на Patreon не очень много подписчиков, они платят не очень большие деньги, которые уходят на оплату хостинга для подкастов, но когда к нам присоединяется новый подписчик за один доллар в месяц, это приятно. А ещё есть индустрия студий звукозаписи, монтажёров, звукорежиссёров, дизайнеров, которые делают обложки. Есть люди, которым это интересно и которые на этом зарабатывают.
— Прочитала в одном из ваших интервью, что подкасты приходится записывать дома, обложившись подушками. До сих пор так всё происходит?
— Примерно так. С подушками я больше не заморачиваюсь, но мы записываемся дома. У нас есть три или четыре выпуска, которые мы записывали в студии, когда я приезжал в Москву. Но в целом, Саша пишется на кухне в микрофон, я записываюсь в комнате, чем-то отгораживаюсь. У меня три месяца назад появился ребенок, поэтому работать стало немного сложнее. Пару выпусков я даже записывал в машине. Но, в целом, получить качественный звук можно в домашних условиях и недорого. Очень выручают пластиковые окна, они не пропускают шум с улицы. Сейчас хочу утеплить и застеклить балкон, чтобы сделать там микростудию.
— Тем более, в Ульяновске, наверное, не так много хороших студий, где это можно делать.
— Я был в одной студии, это ALPHA RECORDS. Ребята даже помогали нам на старте со звуком. Я быстро отказался от идеи арендовать студию, потому что это очень сложно. Нужно синхронизироваться с их календарём, потом нужно получить записи, это дополнительная головная боль. Я практически сразу купил диктофон и стал записываться в домашних условиях. Изначально я вообще делал это в детской, на нижнем ярусе двухъярусной кровати. Нижний ярус накрываю пледами и получается кабинка для записи с идеальным звуком.
В Ульяновске мне не хватает города
— Мы тоже как-то экспериментировали, где лучше записывать звук, и решили это делать в шкафу. Но поговорим о другом. Я так понимаю, что родом вы не из Ульяновска?
— Родился я в Душанбе, в Таджикистане. Но мне рассказывали, что буквально в два дня меня перевезли в Московскую область. И в свидетельстве о рождении у меня записан город Химки, в котором я прожил первые семь лет. А потом мы с мамой уехали сюда, в Ульяновск, к ее родителям. Они, в свою очередь, тоже приехали в Россию из Душанбе из-за войны в Таджикистане (в начале 1990-х – прим. ред.). Бабушка и дедушка, Лариса Игнатьевна и Виктор Сергеевич Трубниковы, приехали открывать здесь медицинский факультет. И мы здесь обосновались.
— Тоже в интервью прочитала, что Ульяновск вы не очень любите. Правда?
— Не могу сказать, что мы с ним до конца сроднились, хотя я здесь живу большую часть жизни, 21 год. Был момент, лет в 18, когда я почувствовал, что это всё-таки мой город, у меня здесь появилось что-то своё родное, но в целом, не могу сказать, что люблю Ульяновск. Мне бывает комфортнее в других местах. Я очень люблю Москву как город детства, я там заряжаюсь. Но в Ульяновске я люблю близость Волги, то, что мы всё лето можем с семьёй ездить на берег купаться. Когда я скидываю коллегам из Москвы видосики с Волги, они страшно завидуют.
— Чего вам не хватает в Ульяновске?
— Мне не хватает города. Вот мы сейчас сидим в кафе на улице Гончарова, и, по большому счёту, на этом берегу больше улиц нет. Я люблю улицу Ленина, она очаровательна, но там нет уличной жизни. Я иногда слушаю умные подкасты про городскую среду, не очень в этом разбираюсь, но даже я понимаю, что в Ульяновске нет третьего места. То есть у людей есть дом, есть работа, (а у некоторых, как у меня самого, это одно место), и нет места, где можно было бы «пожить» на улице. Сейчас, кстати, благодаря коронавирусу, все наши кафе отлично обустроили летники. Мы сидим на тротуаре, и это прекрасно.
Я недавно ездил в Казань, я сравнил её с нашим городом. По количеству парков и других зелёных мест, где можно погулять с детьми, Казань выигрывает. Мы сейчас сидим около крошечного скверика Гончарова, где вырубили всю сирень. Я помню, как её вырубали, как это было грустно, и как все переживали, что сквер останется голым. Парка в центре у нас нет. Мы ездим гулять на Верхнюю террасу, в парк 40-летия ВЛКСМ, потому что это зелёное место с выходом к Волге. И то там нет официального пляжа, купаться нельзя, но всё равно все это делают.
У меня в последние четыре года, когда я ушёл на удалёнку, сложные отношения с городом. Я фактически не живу в городе. Конечно, есть несколько друзей, с которыми мы часто видимся. Но ведь все связи устанавливаются на работе, а моя работа в Москве или где-то ещё, и я мало вовлечён в жизнь своего города. Меня радуют какие-то городские штуки, которые иногда происходят. Например, в том году, кажется, был «Том Сойер Фест». Но за счёт того, что я нахожусь в другом инфополе, я об этом узнаю поздно и всё пропускаю.
— Могли бы что-то сделать для города своими руками, если сможете принять участие в таком событии? Покрасить, приколотить, посадить в землю?
— Честно скажу, у меня обычно не возникает такого желания. Я много жалуюсь, чего в городе нет, но понимаю, что вот так увидеть несовершенство и попытаться его устранить своими силами я не готов. Может, у меня нет на это каких-то моральных сил. С другой стороны, если мои друзья скажут мне: чувак, пойдём покрасим забор. Я скажу: почему бы нет, пойдём. Но когда я вижу, что переделывают сквер Карамзина, опять меняют бордюры, и я очень жалею сирень, она там старая и красивая. Сейчас там обнажилась посыпка из красного кирпича. У меня есть робкая надежда, что сквер восстановят, а не закатают асфальтом. Но я не готов писать петиции, ходить в администрацию города. Я у себя дома ремонт не могу сделать, что уж говорить про город!
— Вернёмся к семье. Я прочитала в фейсбуке про интересную бабушку, которая работала журналистом. Очень хотелось бы про неё узнать.
«У бабушки удивительная биография. Она родилась в Москве, выросла на Патриарших, была в эвакуации, закончила Бауманку, работала инженером-конструктором авиационной и космической техники. А потом влюбилась в самого прекрасного одессита Анатолия Белостоцкого и уехала с ним жить на Чёрное море. Потом дедушку отправили служить в закрытый город Капустин Яр, и бабушка поехала вместе с ним. Там у них родился сын — мой папа. Потом снова была Одесса, а спустя еще десяток лет бабушка решила, что семье надо возвращаться в Москву, и затеяла эпопею с обменом квартир — продать квартиру тогда было нельзя. Это был долгий и тяжёлый процесс. В конце концов, бабушка, дедушка и папа оказались в Химках — в квартире, которую я до сих пор считаю своим любимым домом, хотя и живу там лишь наездами уже 20 лет». Артур Белостоцкий
— Бабушка и дедушка с папиной стороны по образованию инженеры. После Бауманской академии бабушка, Маргарита Белостоцкая, работала инженером, в 1960-е чуть ли не искусственное сердце разрабатывала. После переезда в Одессу стала заниматься журналистикой, была редактором «Вечерней Одессы». Когда они решили вернуться в Москву, была потрясающая история, как они обменивали квартиру в Одессе на квартиру в подмосковных Химках. В 1980-е для этого нужно было летать или ездить из одного города в другой, интернета не было. Через три колена они получили жилье в Подмосковье.
Дед у меня – инженер телерадиовещания. Он работал на Одесском телевидении, потом в Москве в научном кинофотоинституте. А бабушка работала в «Вечерней Москве», в «Московской правде», кажется, и делала нативную рекламу, когда не было такого понятия. Как-то она ездила на Бабаевскую фабрику, чтобы написать, как делается шоколад. Я эту историю помню с детства. Она ходила по библиотекам, искала информацию, как начали производить шоколад, как он готовится.
В 1990-е бабушка успевала работать на тысяче работ, кроме журналистики занималась переводами с немецкого. После этого она написала книжку, которая родилась из цикла статей, о том, как они купили дом в Тверской области. Писала о жизни в глуши – а там, действительно, глухая деревня, 15 домов! – глазами москвича. Из них получилась книжка мемуаров, которая называется «Осенний вижу сад». Когда приезжаю к ней в Химки, я много расспрашиваю про тот период, там происходило множество историй, связанных с журналистикой, с подготовкой материалов в ежедневную газету. Как-то бабушке рассказал, как я вымучивал статью на 5 тысяч знаков, ходил две недели над ней думал. Она только посмеялась: мы за один день по несколько таких статей писали без интернета!
Отец у меня по своей натуре изобретатель. Он много придумывает интересных вещей, которые могут помочь людям. Он много лет работал как бизнес-тренер, коуч, сейчас продолжает этим заниматься, но из Москвы он переехал в Чебоксары. Из его последних изобретений – уникальные многоразовые маски от коронавируса и других инфекций.
По маминой линии у меня бабушка и дедушка оба врачи, они жили в Таджикистане, там тоже потрясающие истории, как они летали на вертолётах в кишлаки, чтобы принять роды там, где советская медицина ещё не ступала. Бабушка профессор Лариса Трубникова, дедушка, Виктор Трубников, был доцентом кафедры. Они вместе открывали медфак УлГУ в 1990-е, бабушка долго была деканом, а сейчас заведует кафедрой акушерства и гинекологии, продолжает работать, хотя ей уже 80 лет. Я считаю, что они очень много сделали для нашего города, потому что стояли у истоков медобразования и коммерческой медицины, к которой мы уже привыкли. Сначала был первый центр, связанный с репродуктивным здоровьем, «Литиком», благодаря его работе в регионе родилось множество детей. Потом появилась «Академия», над созданием которой дед работал днями и ночами. Он каждое утро выезжал на стройку первого центра на улице Стасова, когда там строили с нуля. Он был генеральным директором и всем этим рулил до самого конца, несмотря на тяжелую болезнь. Мама у меня по первому образованию музыкант, а по второму – медик. Она тоже работала в «Литикоме», занималась сразу всем, как обычно бывает в семейном деле.
Важные вещи я обнаруживаю постепенно
— И вот недавно появился новый член семьи, у вас родилась дочка…
— Вообще у нас с женой трое детей. Двое – дети от её первого брака, они уже большие парни, им 10 и 12 лет. А три месяца назад у нас родилась дочка Варвара. В семье вообще всё крутится вокруг детей, а особенно в карантин, они всегда с нами, требуют внимания.
— Насколько изменилось самоощущение молодого отца?
— Тут интересный момент, потому что к наличию детей я привык за пять лет. Нет такого, что нас было двое, а стало трое. Нас теперь пятеро! Но, конечно, это новый пласт нежности, на которую ты способен, ответственности. Получилось, что последние месяцы беременности и рождение дочери пришлись на всё это «веселье» из-за ковида. Это довольно сильно ударило по нервам. Тяжело чисто морально в таких условиях с малышом. Нас спасала близость парка, Волги. Практически за день до родов Аня ещё карабкалась по парку 40-летия ВЛКСМ, залезала на горки вместе с нами… Сейчас у меня нет такого, чтобы что-то щёлкнуло – и всё поменялось. Важные вещи я обнаруживаю постепенно. Привыкаю к тому, что кто-то меня может назвать папой. Старшие дети меня называют по имени, у них есть другой папа. Для меня они просто классные ребята, которые живут вместе со мной. А с дочерью всё необычно, странно.
Для меня нет какой-то идеологической разницы между детьми, они все родные. Но то, что ты не видел их совсем маленькими, это сильно влияет на отношения. Недавно Аня раскопала где-то несколько видео, когда сыновья были малышами. Я впервые увидел их такими не на фотографиях – как они себя вели, как разговаривали, какие у них были голоса. И это, конечно, меняет ощущение. Я очень надеюсь, что появление дочери должно повлиять на отношения с парнями.
С женой Анной мы познакомились, когда работали в компании Ecwid. А в прошлом году она устроилась редактором в студию Артемия Лебедева. Она вообще много чем занималась, по образованию – преподаватель английского и французского языка, работала переводчиком, помогала продавать предметы искусства за рубеж. Сейчас, несмотря на то, что она в декрете, продолжает заниматься интересными проектами в студии Лебедева.
— А сам Лебедев – такой страшный, как про него говорят?
— Я лично с ним общался совсем чуть-чуть, хотя за его творчеством слежу с 13 лет. Его творчество сильно повлияло на меня в целом. Прошлой осенью мы ездили на день рождения студии, мне удалось с ним поговорить. Он абсолютно не страшный, очень мягкий, интеллигентный человек, приятный в общении. Это же видно по его интервью, которые сейчас можно найти в сети, где он совершенно в другом образе. Аня рассказывала, что он очень спокойный и немногословный. Это совсем не тот образ, который видно в соцсетях.
— Буквально год назад я общалась с иллюстратором, которая у него работала, Яной Клинк. Она тоже очень тепло о нём отзывалась.
— Для меня в своё время было откровением, что Яна Клинк живёт в Ульяновске. Я с 13 лет следил за тем, что делает Тёма, изучал его сайт вдоль и поперёк. Как-то зашёл в раздел «Иллюстраторы», увидел там разные работы, и больше всего мне запомнились иллюстрации Яны. Однажды в книжном магазине мне попалась книжка про Дживса и Вустера с её обложкой, и я её купил. Через много лет, в 2009 или 2010 году, я пришёл к ней на выставку. Написал ей благодарность, после чего мы познакомились, и она захотела меня порисовать. Для меня было полнейшим шоком, что она жила в Ульяновске, а я не мог с ней пересечься раньше. Хотя, скорее всего, раньше нам было бы не о чем разговаривать. А сейчас мы с ней всегда встречаемся, когда она приезжает в Ульяновск, дружим. Встреча с Яной была для меня очень важной. До этого Лебедев – это был какой-то человек условно «из интернета». Оказалось, что совсем рядом есть живые люди, которые с ним работают.
— Нет желания переехать в Москву?
— Во мне борются два желания. С одной стороны, хочется жить в Москве, потому что там вся движуха, работа и бизнес, всё здорово и самые интересные люди – на расстоянии вытянутой руки. Бери и ешь! Там много плюсов. С другой стороны, в Ульяновске Волга, природа, я могу здесь думать о покупке дома. А в Москве я могу думать только о съёме двушки и то не в центре. А когда у тебя большая семья, в двушке жить сложно. Переезд – это то, о чём мы постоянно думаем, периодически садимся и начинаем обсуждать: как мы будем жить дальше. Прошлым летом, когда Аня устроилась в студию Лебедева, мы серьёзно думали о переезде, хотели попробовать пожить там летом, протестировать этот вариант. Получилось, что она переехала одна, и такого опыта не было. Когда началась пандемия, мы даже порадовались, что остались здесь. Меня Москва не отпускает, но пока я не понимаю, как организовать переезд. Это вечный повод для размышлений.
Фото предоставлены Артуром Белостоцким
